Рита жмет на акселератор, я толкаю машину в зад; Ромадин, накидав под задние колеса хвороста, присоединяется ко мне. Из глушителя вырывается черный дым, грязь из-под колес пулеметной очередью рассыпается по лицу, куртке, джинсам.

Вот уже полчаса мы стараемся вытянуть засевшую „ладу“ и нам это не удается. Хозяин приносит лопату и подсовывает ее под колесо. Процедура повторяется с тем же успехом.

— А как вы сообщаетесь с миром, Люциан Германович? — спрашиваю я, еле переводя дух.

— Как? А… — старик вдруг стукнул себя по лбу и, приговаривая „Вот дурак-то старый, прости Господи“, засеменил к своему участку. Через пять минут мы услышали рев мотора, и на дорогу вылетел старый газик, за рулем которого восседал наш хозяин.

Наконец мы вытаскиваем автомобиль на твердый грунт. Рита вылезает из машины и, глянув на меня, не может сдержаться от смеха…

Меркулов заперся в одной из комнат, объявив монополию на находку. Мы с Ритой слоняемся по участку без дела. Ромадин, прибрав послеобеденный беспорядок на столе, возится в оранжерее, пытаясь спасти испорченные Меркуловым ростки. Рита предлагает:

— Хочешь поучиться водить машину?

С меня сходит семь потов, пока я усекаю смысл Ритиных команд:

— Сцепление, тормоз, передача, газ… Сцепление, тормоз, передача…

Ура, мотор не глохнет, я еду!

— Тормоз!!! — отчаянно кричит Рита. Машину немного заносит, и мы оказываемся в одном миллиметре от телеграфного столба. Целуемся. Долго. И неожиданно для себя самого я говорю:

— Выходи за меня замуж.

Рита отстраняется, смотрит в боковое окно, потом поворачивается ко мне:

— Я выйду… — она протягивает ладошку к кому-то невидимому и снова говорит: — Я выйду замуж за Сашу Турецкого.

…Казакова на ипподроме муровцы потеряли. Пока Грязнов рядился — обрабатывал „Анджелу Дэвис“, Казаков распрощался с нахлебниками, вместе с боксерами-телохранителями спокойно вышел из своей ложи, отдал своему штату необходимые распоряжения, сел в „фольксваген“ и отчалил в неизвестном направлении. Было это почти в семь вечера.

Грязнов позвонил в отдел, попросил дежурных ребят съездить к Казакову домой — дал адрес. Сам остался на ипподроме — мотать душу Липе и Редькину, сидевшим в ложе „короля“…

Буквально через двадцать минут оперативная группа подрулила к дому, где проживал Казаков — это был знаменитый на всю Москву небоскреб на Котельнической набережной, там на десятом этаже корпуса „Б“ в двух соединенных между собой трехкомнатных квартирах проживал этот закоренелый холостяк. Хозяина, естественно, уже не было дома. Сыщикам ничего не оставалось, как полюбоваться на огромную, обитую дерматином дверь с многочисленными замками и запорами, надежно предохранявшими от непрошенных гостей — в данном случае от сотрудников МУРа. Расспросили тетю Пашу, лифтершу, и выяснили, что „директор“, так в доме звали Казакова, только что приезжал со своими помощниками, забрал несколько чемоданов, тюков и свертков и уехал куда-то на „фольксвагене“…