— Если это придется сделать мне, на твоей рубашке не останется ни единой пуговицы. И если она у тебя только одна — жаль. Я не заинтересован в тебе, меня интересует лишь то, что находится под твоей рубашкой.

— Ты и так уже все понял, зачем же мне показывать их…

— Хватит! Либо ты сделаешь это добровольно, либо я сниму с тебя рубаху силой. Выбирай.

Диган увидел вспышку гнева в темных глазах, которые убийственно смотрели на него.

Он, возможно, поразился бы их изумительному оттенку, если бы не был так зол на себя. Если Макс девушка, то что, черт возьми, ему с ней делать?

Рубашка расстегивалась очень медленно. Если бы в ее глазах так отчётливо не читалось желание убить его, он бы подумал, что она пыталась соблазнить его. Она отвела один край черной рубахи в сторону, открывая грудь. Они не были большими, но все равно очень красивыми. Ее полные груди предупреждали его, что он был дураком, что обходился так долго без женщины. Она начала обнажать другую грудь. Он, наверное, слишком долго глазел на нее. Если она не пыталась соблазнить его вначале, он был уверен, что теперь она именно это и делала. Ему следовало бы принять то, что она предлагала и показать ей, что он сделает с ней, если она будет играть с огнем. Не то, чтобы она получит то, что хочет от него, но все же…

Он обернулся.

— Прикройся.

Он не знал, сделала она это или нет, но она бросилась ему на спину, барабаня двумя кулаками, прежде чем завопить:

— Теперь ты доволен, сукин сын! Ничего не изменилось, и ты это знаешь!

Разве? Диган не был уверен. Возможно, и нет. Макс Доусон пусть и женщина, но остается преступником, которого разыскивают за убийство и ограбление банка. Что сделал бы его друг маршал Соединенных Штатов Джон Хейс при таких обстоятельствах? Его работа, конечно, задержать и доставить особу, а уже суд может решить вопрос о виновности или невиновности.

Первые удары по спине не сдвинули его с места, и пока его тело блокировало единственный выход из лачуги, он не повернулся, чтобы защититься. Он дал ей время застегнуть рубашку, а себе дал время выкинуть из головы образ ее груди. Когда он повернулся, она расхаживала взад и вперед вдоль жалких восьми фунтов лачуги, пиная разрезанные веревки и груду листьев (это были единственные два предмета на её стороне лачуги, пригодные для пинания).

Фонарь находился в правом углу возле Дигана, моток веревок — слева, но она близко к ним не подходила. Она оставалась так далеко от него, как только могла. Хорошо, что он купил длинный моток веревки. Он собирался сейчас им воспользоваться.

— Сними ботинки, — сказал он.

Она остановилась, послав ему очередной свирепый взгляд, перед тем как с неохотой опуститься и заняться одним из ботинок.

— Конечно! Почему нет? Эта лачуга еще недостаточно воняет?

Два ножа вывалились на пол после того как она сняла первый ботинок. Третий упал вместе со вторым ботинком. Диган недоверчиво покачал головой. Он знал, один из ножей был спрятан под листьями, так как она не смогла бы достать ботинок, будучи связанной.

Она, безусловно, приняла меры предосторожности, имея при себе сколько оружия.