Но ухмылка ухмылкой, а предложение прозвучало серьезно. В подтверждение слов солдат протянул к кадету руку с грязными давно нестрижеными ногтями.

– Да что с ним цацкаться! Швырнуть под колеса! – ожесточенно выкрикнул другой служивый.

И тут интеллигент взорвался. Порою самый безобидный зверек, загнанный в угол, яростно сопротивляется гораздо сильнейшему врагу, то же самое можно сказать и о людях.

Но о людях ли?

Интеллигент отчаянно взвизгнул, но визг тут же перерос в угрожающее рычание. Костюм треснул по швам, лицо интеллигента внезапно приняло вид оскаленной звериной морды, кисти рук покрылись шерстью, а пальцы удлинились и превратились в острые когти.

Это было настолько неожиданно и страшно, что все в купе поневоле опешили.

Кто-то вскрикнул, кто-то ойкнул, а в следующий миг когти вонзились в мордастого солдата, брызнула кровь и все звуки перекрыл крик леденящего ужаса.

Крик оборвался почти сразу, перешел в предсмертный хрип, но его эхо долго звучало в ушах остальных.

Интеллигент резанул когтями по горлу соседа и переключился на следующую жертву.

Теперь все преимущества были на стороне зверя, даже если не брать в расчет внезапность и невероятность случившегося.

Увернуться или сбежать из переполненного купе было немыслимо. Оружие оказалось абсолютно бесполезным. Действовать длинной пехотной винтовкой в вагоне невозможно. Вот если бы это было в поле!

Один из солдат успел выхватить откуда-то нож, но взмах когтистой лапы – и рука вместе с зажатым в нем лезвием отлетела в сторону.

В проходе началась давка.

Стоявшие там пассажиры пытались броситься прочь. Им мешали баулы, мешки и просто другие люди, занявшие все пространство вагона.

Сосед Орловского дернулся, завыл. Из его распоротого живота вываливались внутренности, и несчастный пытался как-то затолкать их обратно.

Георгий увидел метнувшуюся в его сторону когтистую лапу, но кое-как успел извернуться, прикрыться винтовкой.

Удар был такой силы, что трехлинейку выбило из крепко стиснутых пальцев.

Каким-то немыслимым движением Орловский левой рукой бросил в чудовище свой мешок, а правой судорожно рванул из кармана кольт.

К счастью, затвор пистолета был взведен.

Орловский увидел нависшую над ним звериную морду, и в следующий миг палец сам нажал на курок.

Семь выстрелов едва не слились в один и завершились холостым щелчком бойка. Мощные кольтовские пули, выпущенные в упор, разнесли голову зверю, будто это был арбуз, но, валяясь на устлавших пол трупах, обезглавленное чудовище еще продолжало шевелиться, дергать своими смертоносными лапами, словно все еще надеялось сполна воздать своим мучителям.

С его последними судорогами вагон резко дернулся. Кто-то в панике умудрился дернуть стоп-кран, и с верхних полок с грохотом посыпались люди и вещи.

А потом пришел черед отборного мата, довольно быстро утихшего.

До пассажиров, даже тех, кто был в дальних концах вагона, дошел смысл происшедшего, и в сердцах поселился страх.

Никого не удивило превращение человека в зверя, словно все видели и не такое.

Не удивило, но испугало.

Ведь если сумел один, то сможет и кто-то еще. А к чему приводит подобное превращение в тесном пространстве переполненного купе, каждый мог увидеть сам.