– Надо попробовать срезать путь и перехватить их по дороге! – в азарте выкрикнул Корольков, вертясь на своей рыжей лошади.
– Где мы его срежем? Вы знаете дорогу, капитан? – Аргамаков зло чиркал спичками, пытаясь прикурить.
Спички ломались, не желая загораться.
– Никак нет, господин полковник. – Корольков понял неуместность своего предложения, и его азарт угас на глазах.
– Я тоже.
Командир броневика Лисов деликатно пришел на помощь Аргамакову, поднеся ему горящую зажигалку.
– Спасибо, капитан. – По правилам, при обращении старшего по званию приставка «штабс» опускалась.
– Не за что, господин полковник.
Аргамаков нервно затягивался папиросой.
– Господин полковник! Разрешите доложить? – подскочил Ган.
– Что у вас?
– Нами взято двое пленных и еще человек десять зарублено. Пехота вроде бы тоже кого-то захватила. Что с ними делать?
– Расстрелять, – махнул рукой Аргамаков, но тут же опомнился: – Подождите. Надо их сначала допросить. Кто ими командует, какой у них состав, чем располагают, где их база? Как хотите, но с ними мы должны покончить. – Он посмотрел на раздетые трупы местных жителей и повторил: – Должны!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Соседи были другими, но как две капли воды походили на предыдущих. Небритые солдаты в распахнутых шинелях и без погон, несколько штатских, по виду рабочих, даже один мужчина в приличном костюме и с интеллигентным лицом.
Последний старательно не поднимал глаз и вообще вел себя так, словно его здесь нет. Подобная тактика, как ни странно, некоторое время приносила свои плоды, и на него довольно долго никто не обращал внимания.
Несколько солдат, явно знакомых между собой, делились воспоминаниями о недавних днях, другие жадно их слушали, вставляли реплики, поддерживали говоривших согласными междометиями и восторженным матом.
– …А батальонный как налетит на нас, мол, по какому праву вы оставляете позицию? Представляете? Но тут Митька, бедовый парень, хоть и провел всю войну в обозе, приложился из винтаря да как стрельнет батальонному в спину! Тот упал, гимнастерка набухает кровью, и ведь все едино, пытается, собака, подняться. Но мы уже подоспели, добили: кто прикладом, а кто и штыком. Так не поверите, другие офицерья стали отстреливаться. Прям, натуральный бой! Хорошо хоть, что у них, окромя наганов, ничего не было. В общем, пока их порешили, наших солдат добрая дюжина полегла, а то и поболе.
– Во где звери! – осудил офицеров другой солдат, не принадлежавший к компании.
– Наши тоже хотели нас задержать. Все о долге твердили. Пришлось их на штыки поднять, – добавил другой.
– Нету у них нонче правов, – рассудительно добавил бородач рядом с рассказчиком. – Война дело царское. Раз царя не стало, то и царскому делу конец. Одно слово – воля!
И он торжественно посмотрел на соседей, ожидая одобрения своей логике.
Слушать дальше Орловскому не хотелось, да деваться было некуда. И определенный резон в рассуждениях последнего солдата он был вынужден признать. Беда была в неизбежных следствиях.
Убери из формулы один из членов, и она неизбежно превращается в бессмыслицу. Триединая формула долго скрепляла Россию, но с уходом (некоторые говорили – с убийством) императора пропала Вера, и не стало Отечества. Все, кто от имени народа попытался занять его место, были не более чем самозванцами, думающими лишь о собственном благе да пытающимися насадить на родную почву нечто глубоко чуждое.