Проревев последние слова, он воздел руку с кубком. Не сразу он сообразил, что в ответ он слышит не дружный рев, а только смущенное перешептывание людей, сидящих в самом дальнем конце стола, которые, как и он сам, знали Рагнарссонов недолго и пришли в Армию последними. Не было видно ни одного поднятого кубка. На лицах людей было написано смущение и недовольство. Некоторые отводили взгляды.

И вновь пробежал холодок по спине Сигварда. Может быть, надо было сначала спросить, подумал он. Может, есть тут какая-то загвоздка, о которой он не знает. Но только что может быть дурного в его поступке? Он дарил часть своей добычи, да такую ценную, что любой мужчина счастлив был бы ее принять, и делал это прилюдно и торжественно. Кому плохо от того, что он преподнес эту девочку — девственницу и такую красотку — Ивару? Ивару Рагнарссону. По прозвищу… да поможет ему всемогущий Тор… Почему у него такое прозвище?! Жуткая догадка осенила Сигварда. Ведь должно же быть объяснение этому прозвищу.

Бескостный.

Спустя пять дней после этих событий Шеф с товарищем приникли к земле. Со всех сторон от маленькой рощицы простирались открытые заливные луга. Чуть больше мили отделяло их от копошащихся в земле викингов. На мгновение выдержка им изменила.

Выбраться на волю из дымящихся развалин Эмнета оказалось совсем не сложно, хотя в любой другой день именно над этим должен был бы поломать себе голову беглый раб. Но Эмнету хватало своих забот. Так или иначе, никто не пожелал заявить свои права на Шефа, а Эдрик, который, вообще говоря, в силу своей должности мог бы воспрепятствовать англичанину переходить на сторону викингов, казалось, решил умыть руки. Шеф без помех собрал свои скудные пожитки, извлек запасы еды, что хранились в укромном погребе, и стал готовиться в дорогу.

И все-таки один человек его выследил. Пока он стоял и раздумывал, не пойти ли ему поклониться напоследок матери, он вдруг заметил в двух шагах от себя замершую на месте тощую фигуру. То был Ханд, друг его детских лет, по обеим линиям происходивший от рабов и, пожалуй, самый бесправный и обездоленный человек во всем Эмнете. И однако Ханда было за что ценить. Никто в округе — не исключая самого Шефа — так досконально не изучил болота. Ханд мог без единого звука подплыть к гнезду куропатки и вытащить оттуда самку. В вонючей душной халупе, в которой он ютился вместе с родителями и их бессчетным потомством, часто находил приют детеныш выдры. Рыба, казалось, сама прилипала к его рукам, и он не испытывал нужды ни в лесе, ни в сетях, ни в удочке. Не было растения, свойства и названия которого не знал бы Ханд. И хотя был он на две зимы моложе Шефа, простые жители деревни уже вовсю обращались к нему как к лекарю или за целебным зельем. Со временем из него мог вырасти могущественный человек. Его бы уважали и боялись даже богачи и знать. Или бы попытались избавиться от него. Даже добрейший отец Андреас, которому Шеф обязан своим существованием, и тот несколько раз взирал на Ханда с опаской и подозрительностью. Мать Церковь не признает соперников.