— Антисоветчина какая-то мещанская! — произнес.

— Значит, не слушай, — фыркнула Нила и пошла по улице. Митя догнал ее.

— Ну не обижайся. Голос у тебя очень красивый, а вот репертуар подкачал. А тебя как зовут, кстати?

— Нила.

— Как?!

— Неонила. Имя тоже старое, идеологически невыдержанное и поповское. Так что, Митя, спасибо за помощь. С меня пирожок, когда война кончится.

— А может, раньше? За поступление?

— О-о… вот тут ты вряд ли дождешься. Говорю же — дура я в математике.

Женя курила на галерее.

— Ну что? Написала?

— Что-то написала, — задумчиво ответила Нилка.

— Все задания решила? Ну?!

— Все, все. Не уверена, что правильно. Но что смогла. Там такие все умные сидели.

— Азохенвэй умные! Такие умные — только срать не просятся! — презрительно пожала плечами Женя. — То шо раньше сдали — еще ничего не значит.

Прошло два дня. В гулком фойе техникума, в толпе гудящих и роящихся возле доски объявлений абитуриентов Нила трясущимся пальцем в четвертый раз вела по списку:

— Не может быть… не может… — Она всхлипнула и оглянулась — кто-то тронул ее за плечо. Сзади стоял Митя с улыбкой до ушей.

— Еще как может! Так что с тебя пирожок! С чем там? С капустой? С яблоком?

Нила беззвучно плакала:

— Какой кошмар… я же не смогу здесь учиться. Я чужое место украла…

— Да какое чужое, дурочка? Поступила — радуйся! Самый лучший техникум! Работа будет уважаемая.

— У кого? — Нила подняла глаза. — Я ноль в математике. Я ее не понимаю совсем. Я ее ненавижу! Про физику с химией вообще молчу…

Митя растерялся:

— Слышь, ты это… деваха, не реви… Ну я помогу тебе.

— Что, три года за меня решать будешь?!

Нила так спешила из техникума, что взмокла и раскраснелась. Задыхаясь, она выдохнула: — Поступила.

— Ха, — Женя хмыкнула и улыбнулась, не вынимая беломорину изо рта, — я сразу сказала: это наша, Беззубовская порода. У нас все бабы круче шахматистов! Ну кроме Аньки. Все толковые! И ты такая же! Я ни минуты не сомневалась!

Нила тяжело дышала и, еще больше краснея, прошептала:

— Мам, я не решила… я списала. Я все списала… у мальчика. Он рядом сидел…

— Ну, судя по твоей тетке Лиде, за счет мужика устроиться — это тоже семейный талант.

Женя приподняла дочь за подбородок:

— Хватит скулить. Вгрызайся в этот шанс. Косько поступила, и не важно как. Меньше языком молоти, особенно подругам. Пойди вон бабку свою бесноватую порадуй. Может, подарит чего.

— Ага. Пургена и снотворного, — огрызнулась Нила уже себе под нос. Но смиренно пошла по теплым доскам галереи на Гордеевскую сторону.

— Лёлечка, я в техникум поступила… зачем-то, — сообщила она, обнимая двумя руками Гордееву.

— Техникум — это хорошо.

— Нехорошо. Я там ничего не понимаю.

— Ишь ты! — хмыкнула Фердинандовна. — Начинай — втянешься, не переломишься. Или ты хо-чешь всю жизнь за мужем сидеть и детям сопли подтирать?

— Хочу, — улыбнулась Нила. — А что в детях плохого?

Фердинандовна, подслеповато прищурившись, посмотрела на Нилку и вздохнула:

— Да уж… ты точно не в мать, а в эту козу Фирку пошла. Ищи теперь себе мужа.

— А когда мы сможем оговорить, какова будет моя доля, уважаемый Алексей Дмитриевич? — Это голос Бори прорезал тишину дворика. Случилось это неожиданно даже для самого Вайнштейна — сказалась выпитая огромная рюмка и нервное напряжение последних часов… Спиртное сыграло злую шутку с Борисом. Тишина повисла такая тяжелая и тягостная, что ее можно было резать ножом… Затаили дыхание все, включая его самого, но он неожиданно смело, с вызовом, вопросительно посмотрел прямо в глаза старшому, а тот, прищурившись, долгим немигающим взглядом буровил его.