В отделении царило обычное для таких мест недоверие друг к другу, и завязывание дружеских отношений шло трудно. Одним из заключенных, с которым у Комлева наметилось взаимопонимание, был журналист из Казахстана Женя Бурташов. Он был ровесником Аристарху, и у них мало-помалу начались разговоры о жизни, о личных делах, о воле. Это была первая, очень необходимая Аристарху отдушина.
В то же время, он большую часть свободного времени проводил в одиночестве. Случившееся с ним дало ему понять, что он нарушил старую русскую поговорку: «не зная броду, не суйся в воду». Он хорошо знал историю России, помнил наизусть многие рукописи, мог в деталях воспроизвести деяния русских святых подвижников, но оказалось, что это еще не основание думать, что ты разбираешься в современной политике. Теперь, ожегшись на этом, Аристарх снова пытался осмыслить ту правду жизни, к которой надо целенаправленно идти. Пользуясь возможностями выписывать официально продающуюся литературу, Комлев вернулся к чтению исторических книг, инстинктом своим определив, что копать надо здесь. Он начал с самой ранней работы русского православия – со «Слова о законе и благодати» святого угодника Иллариона, бывшего первым русским митрополитом Киевской Руси. Чем больше он читал «Слово», чем больше узнавал об Илларионе, тем четче вставали перед его внутренним взором истоки сегодняшнего дня. Ему казалось, что уже и сам Илларион видится ему в его трудах и заботах. Аристарх закрывал глаза и представлял 1058 год, крутой спуск к Днепру, первые храмы лавры на холме…
Илларион с трудом преодолел последний отрезок крутой тропы, ведущей от Днепра в пещерку, опустился на приступок и вытер с лица пот. По телу растекалась неодолимая усталость, сердце билось неуверенными, прерывистыми толчками. Хотелось закрыть глаза, ничком лечь на землю и ни о чем не думать. Телесная слабость неизбежна в старости, ему же стукнуло семьдесят пять лет – возраст, до которого мало кто доживает на киевской земле. А вот он дожил с Божьей помощью, хотя испытал на своем веку немало. Свою пещерку Илларион выкопал давным-давно, еще будучи пресвитером церкви Святых Апостолов в Берестове. В ту пору молодой священник время от времени уединялся в этом убежище, чтобы обдумать накопившееся на душе, связать вместе мысли о жизни и о Боге. Здесь, в стороне от людей, было написано его «Слово о законе и благодати». Потом его призвали для больших дел, но, словно по Высшему промыслу, вокруг пещерки стали множиться обители новых затворников, и в летошний год великий князь распорядился строить над ними церковь, чтобы образовать монастырь. А Илларион в конце пути снова вернулся в пещерку завершать отпущенное ему земное время.
Старик смотрел на речные просторы, такие привычные и знакомые его зрению. Вон там, неподалеку, он много лет окормлял православных христиан, был замечен Ярославом Мудрым, и по его воле стал первым русским митрополитом Киевским. В ту пору отошел к Господу митрополит Феопемпт, и великий князь не стал дожидаться его преемника из Константинополя. Он был обижен на греков за коварное нападение на Русь тремя годами ранее и за издевательства над русскими пленными. Видно, дал себе слово Ярослав не забыть Византии ее жестокости, когда увидел восемьсот своих воинов, возвращенных из плена с выколотыми глазами.