Неизвестно, чьего согласия испрашивал олигарх: смотрел он при этом на свое изображение на этикетке бутылки с минеральной водой. Никто же из присутствующих выражать согласие или несогласие не стал.
– Значит, что от вас нужно, р-разбойнички, – сказал Зубков, вертя в руках пластиковую бутыль. – Нам известна вся ваша история, может быть, за исключением красочных мелочей. И от вас всего-то и нужно, чтобы вы изложили ее сами. Да-да, ничего больше. Соберутся уважаемые люди, и вы им честно, во всех подробностях, без утайки расскажите про все то, как вышли на рудничок, как схлестнулись с украганами и два ящичка умыкнули. Как я уже сказал, ваши азиатские похождения никого не заинтересуют, пускай чурки разбираются с тамошними вашими проказами.
У нас своих делов хватает. Уксус, растолкуй ты, каков расклад. У тебя это доходчивее выйдет. А то я чего-то утомился.
– А расклад простой, православные, – с готовностью подхватил Уксус, да так, что ни малейшей паузы не вышло. Он поочередно обвел Карташа, Машу и Гриневского немигающим взглядом, и взглядец тот пробирал до печенок, даже глубже, от такого взгляда невольно хотелось потупиться. – Каждому, как в Библии, воздается по заслугам его. Лживому – муки адовы, а правдивому – награда щедрая за правду. Награда немалая: исповедался – и катись на все четыре стороны с душой, очищенной от скверны. Злато-серебро, платина-шмлатина – это дело наживное... в отличие от головы, которой нас бог всех наделил лишь по одной.
– Смотрю, нахватался ты у Апостола благолепных словечек, речугу катишь гладко, как колесо, – сказал, наливая себе водочки, один из сидящих столом: тип в очочках, с холеным лицом и с короткой стрижкой «ежиком».
– Давно ты, Доктор, в наши края не заглядывал, – повернулся к нему Уксус, – забыл, кто какие слова говорит. Апостола же, царство ему небесное, зря поминаешь. После того, как мы с ним последний раз виделись, а было это на Ярославской пересылке, Апостол[2] зажил не правильно и плохо кончил, что закономерно. К тому же, кто от кого каких слов набрался, – это еще вопрос...
И снова Уксус прошелся своим жутким непод-вижным взглядом по пленникам.
– Смертушкой пугать вас не станем, поди, приготовились к ней. Да и вообще, умирать не страшно. Страшнее задержаться здесь против своей воли или обречь на страдание близких своих... Так вот, коли выберете вы путь лживый, не пожелаете за дела свои ответ держать, то уж не обессудьте. Каждому по делам его воздается, каждому своя мука приготовлена – не только в аду, но и на земле.
Московскому гостю пообещать можно, что умирать он будет медленно и страшно, а перед смертью еще и помучается от того, что обрек на гибель стареньких родителей. Назвать тебе московский адресок, по которому, кстати, ты и сам до сих пор прописан, или не надо? Поверишь без клятвенной божбы, что есть у нас свои людишки в стольном граде?
Карташ скрежетнул зубами, но сдержался. Не кричать же: «Гады, ненавижу! Если что-то случится с моими, я вас всех порву!», – не вскакивать же, не вцепляться же в глотку этому Уксусу. Эмоциями здесь не поможешь... да, а влипли они конкретно. Оказывается, попадание к сволочи-викингу и не влипаловом вовсе было, а можно сказать, отдыхом на курорте...