— Понятно. Но это не должно было задержать тебя надолго.
— Нет. Но белья не было на месте. Кто-то его переложил. Пришлось искать его довольно долго.
Ей явно было интересно, что это я так к ней пристала, и я сказала:
— Филипп вышел играть на балкон и промок, пришлось засовывать его в ванну, а теперь он будет ужинать в постели. Ты принесешь сюда наш ужин, если не трудно?
— Конечно, мисс. Извините, мисс, но понимаете, Бернар спешил, и…
Она замолчала, покраснела и выглядела взволнованной.
Я подумала, что она-то явно не спешила и не старалась уйти, но сказала:
— Все в порядке, Берта, это не важно. Господин Филипп не младенец, в конце концов. Сам виноват, а теперь получает удовольствия, а нам — лишняя работа. Такова жизнь. — Я подтолкнула Филиппа к кровати. — Залезай, хватит тут стоять в ночной рубашке.
Я поужинала с мальчиком, как и обещала, поиграла, почитала книжку. Он был в прекрасном настроении, происшедшее принимало в его воспоминаниях все более героическую окраску. Кошмары ему, похоже, не грозили. Но когда я отправилась варить ему шоколад, он вдруг попросил разрешения пойти со мной. Стоял и смотрел, как грелось молоко, как я отмеряла шоколад и глюкозу. Мы вместе вернулись в спальню, я сидела с ним, пока он пил. А когда я сказала спокойной ночи, он так прижался ко мне, что я решила пока не идти к Леону де Валми и провела остаток вечера в своей комнате с открытой дверью, чтобы ребенок видел свет.
Я сидела перед камином такая усталая, будто мясо присохло к костям. Закрыла глаза. В голове толкались и суетились бесформенные мысли, серьезные, полуосознанные и чисто инстинктивные, и не давали отдыхать. Очень поздно к дому подъехала машина, я вскочила и побежала в комнату Филиппа. Он спал. Я вернулась к себе и начала раздеваться, вдруг кто-то постучал в дверь.
— Кто это?
— Берта, мисс.
— А, входи.
Она внесла сверток, смотрела как-то чудно.
— Это вам, мисс. Я думала, что может вы уже в кровати, но мне сказали отнести сразу.
— Нет, я не в кровати. Спасибо. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Она удалилась. Я развернула сверток. Какое-то время я смотрела на сверкающие серебряно-белые складки итальянского материала, потом увидела записку.
«Не могу сказать, что искренне сожалею о поцелуе, но об остальном — точно. Я был озабочен кое-чем, но это не причина, чтобы срывать это на тебе. Может посчитаешь доставку твоего пакета искуплением и простишь меня, пожалуйста?
P.S. Дорогая, не надо так, в конце концов это был всего лишь поцелуй».
В этот вечер я бы дорого заплатила, наркотики это или нет, за таблетки мадам де Валми.
10
На следующее утро все казалось фантазией. Рауль рано утром уехал на юг в Бельвинь, я его не видела. Говорил ли с ним отец о происшедшем я никогда не узнала, во всяком случае мне никаких намеков не делали. Когда я набралась смелости и нашла своего работодателя в библиотеке, чтобы рассказать об очередном спасении Филиппа, он принял меня очень доброжелательно и углубился в себя только в середине разговора, что явно не относилось к моим личным проблемам. Леон сидел у большого стола. Когда я закончила рассказ, он минуты две молчал, перебирая пальцами бумаги, казалось, он обо мне забыл.