Но я не знал, что есть начало. Какую смерть считать первой, какого животного? Или рассказать о том, что порой у отца был такой взгляд, будто он заменил собственные глаза на прозрачные или мутные стекляшки?

Толпа слушала, как я, рыдая, поправляю собственную историю, мол, нет, мертв кто-то другой, а убил ее мой отец, убил мою мать на чердаке.

Охотник присел, чтобы взглянуть в мое лицо.

– На чердаке? – переспросил он.

Он был стар, бородат и огромен. Он положил невероятно тяжелую руку мне на плечо. На поясе его дребезжал патронташ, на плече висел дробовик. Охотник прищурился, и глаза его, окруженные морщинами, засияли.

– Подожди, – сказал мойщик окон.

– На хрен ожидание, – отозвался охотник. – За тобой есть кому присмотреть?

Я моргнул и уставился на Дроба и Сэмму, а они уставились на меня. Сэмма протянула руку, не обнимая меня, но словно охватывая, не дотрагиваясь. А Дроб обошел ее и встал с другой стороны. Так они подтверждали нашу связь.

Учительница и мойщик толком не обратили на нас внимания, возмущенные поведением охотника: тот отошел от них, зацепившись большими пальцами за пояс с патронами.

– Ты не знаешь, что случилось, – сказала ему учительница.

Но охотник покачал головой и повысил голос:

– Взгляни на мальчика!

Он замешкался и посмотрел на Сэмму и ее банду, как раз спустившуюся со своих насестов и тихо присоединившуюся к нам. Банду, которая теперь включала и меня.

– Будьте осторожны, – сказал нам охотник.

Затем что-то прошептал Сэмме, сунул ей что-то в руку и вместе с мойщиком двинулся вверх по холму. Учительница, причитая и задирая тяжелую юбку, побежала следом. Еще несколько человек мгновение поколебались и устремились за ними, подхватив железные палки и садовые инструменты, проверяя болты в старом стрелковом оружии и оглядываясь на меня, ошеломленного новым поворотом событий.

В дело пошло все, даже грязь.

Сэмма пялилась на меня, пока я, моргнув, не ответил на ее взгляд.

– Ты голоден? – спросил Дроб.

Но я не хотел есть. Над нами, на окраине города, я видел учительницу, охотника и его отряд, вот они миновали последние дома, и учительница посмотрела на меня через плечо. Сэмма легонько встряхнула меня, и я снова уставился на нее.

– Что он тебе сказал? – спросил я.

– Велел не красть твой ужин. Он дал мне деньги.

Она купила мясо и зерно, и мы потушили их на костре в крайнем из пустующих домов, которые дети провозгласили своей территорией. Мы ужинали все вместе на мосту. На большом пустом чердаке, заполненном светом уходящего солнца, и от этого я вновь разрыдался. Как-то совершенно по-новому.

ПОДСЧИТАТЬ, ОЦЕНИТЬ, ОСУЩЕСТВИТЬ ЗАПРОСЫ.

Пересчитать город можно сидя в комнате, мысленно. Этому можно научиться, и если научишься, то поймешь, что всегда это умел, а если поймешь, то придется приспосабливаться к новой цели, охватывать и уточнять задачу, чтобы она стала твоей. Когда есть замысел, все становится более конкретным, реальным, мысленно очерченные границы города обретают четкость, и ты уже не заблудишься. Или будешь плутать, как раньше. Ты когда-нибудь терялся? Тут не нужны знания: просто соглашайся.