Две с половиной тысячи лет назад Конфуций сказал, что люди идут разными дорогами, но в конце концов приходят к одному. Посмотрите, насколько жизнь Ай Вэй-вэя отличается от моей: он из привилегированной семьи, а я из бедной, но мы оба жаждем справедливости… Это как поверхность воды: если ее не трогать, она очень спокойна. Но если бросить в нее камень, волны пойдут во все стороны, иногда пересекаясь. Так же обстоит дело и с пониманием своих прав.

Пока мы говорили, Чэнь вышел в интернет, используя модуль Брайля – черную машину размером с клавиатуру, которая проецировала физически ощущаемый текст под пальцами вместо экрана. Но когда я спросил Чэня, сыграл ли интернет важную роль в переменах в Китае, он вздохнул и сказал, что техника не имеет значения: “Не все в Китае зависят от интернета. Существует много других каналов. В Китае есть поговорка: “Молва быстрее ветра’. Слово переходит от одного человека к десяти и от десяти – к ста”.

Мне было непросто говорить с Чэнем. Когда он находил вопросы неясными или неинтересными, я чувствовал его нетерпение и делал ошибки в китайском. Чем больше я пытался обуздать синтаксис, тем больше внимания Чэнь уделял компьютеру. Я попросил ассистента помочь нам, но примерно час спустя почувствовал, что интервью подошло к концу. Я поблагодарил Чэня, и он проводил меня до двери.

Беседа оказалась неожиданно трудной. Он спорил, я раздражался. Однако чего я ждал? Единственной причиной того, что он оказался в Нью-Йорке, было его нежелание принимать идеи, которые он находил неубедительными. Я понял, что Чэнь всю жизнь был изгоем, не принятым даже родной деревней: он родился слепцом в стране, где у таких, как он, почти не было шансов; он был упрямцем в обществе, поощрявшем подчинение. Именно упрямство помогло ему выучить законы, ускользнуть от охранников и превзойти дипломатов, обсуждавших его судьбу. Глупо было с моей стороны ожидать иного. В Чэне меня привлекло то же самое, что и в Линь Ифу и других: каждый из них отвергал предназначенное ему судьбой. Вблизи они не походили на героев и злодеев, какими их видели поклонники и враги. Они были “незабинтованными ногами” китайской истории.

Это был не последний случай, когда Чэнь Гуанчэн не оправдал чужих ожиданий. Через четыре месяца после нашей встречи он ввязался в политику: встал на сторону противников абортов – Боба Фу из “Чайна эйд” Марка Коралло – консультанта по связям с общественностью и бывшего споуксмена генпрокурора Джона Ашкрофта. Кристофер Смит, конгрессмен-консерватор из Нью-Джерси, заявил, что Нью-Йоркский университет мешает ему встретиться с Чэнем, а Чэнь увидел в отказе университета продлить его стажировку желание угодить китайскому правительству. (Университет отверг оба обвинения.) Чэнь заявил, что “работа китайских коммунистов в академических кругах США гораздо эффективнее, чем многие думают”, однако отказался пояснить свои слова. Разрыв Чэня с Нью-Йоркским университетом потряс многих его сторонников. Джером Коэн угрюмо заметил: “Я потерпел неудачу как наставник”. Осенью 2013 года Чэнь начал работать в Институте им. Джона Уизерспуна – консервативной исследовательской организации, борющейся с абортами и однополыми браками. В то же время, не желая связывать свое имя с какой-либо идеологией, Чэнь стал приглашенным научным сотрудником Католического университета, а также Фонда в поддержку прав человека им. Лантоса – либеральной организации, годом ранее вручившей ему премию.