Поставили немцы дымовую завесу. На палубе и на мостике суматоха. Рейдер стал уходить от своего странного противника.

Тут переменился ветер. Сама Арктика ополчилась на незваного гостя. Погнал ветер косматый грязный дым. Рейдер бежит от него, а дым за рейдером гонится. А в море белые льдины прыгают, как будто радуются, что рейдеру досталось.

Дым все-таки догнал немца. Рейдер вошел как бы в плотный туман, ближней стальной башни не видно. На мостике суетятся серые тени.

Я нагнулся через реллинги. Вижу — льдина за бортом. Оттолкнул я приставленного ко мне матроса и через борт. О воду сильно расшибся. Снова дух от холода захватило. Вынырнул — льдина рядом. Стал я на нее выбираться, а рейдера уж нет, дым кругом. Меня с борта, конечно, не видно.

Выбрался на льдину. Упал на лед, воздух глотаю.

Потом пронесло дымовую завесу. И вдруг вижу — в кебе самолет. Сразу его узнал. Баранов! Он тогда военным летчиком был. Пролетел он над завесой. Слышу взрыв бомб… Ох, не поздоровится теперь рейдеру! Не удалось ему втихомолку подползти к нам.

Дымовую завесу пронесло. Показался остров.

Остров мой! Смотрю на него, так бы и притянул к себе глазами. Но остров не приближался, а через час и совсем скрылся из виду.

Тут радость моя, по правде сказать, сразу омрачилась.

Удивительное у человека устройство. Обречен ведь я был, а на лед упал — и уснул мертвецким сном. Сколько спал — не определишь… Солнце все так же было в небе — полярный день.

Проснулся от лютого голода и холода. Одежда моя обледенела, зуб на зуб не попадает. Огляделся — крутом море… Льдина моя была предрянная, уже изрядно источенная водой. Тут меня злость взяла. Злость, наверно, меня и спасла.

Неважные были трое суток. Льдиной я потом и в госпитале бредил, после того как меня все тот же «Дежнев» с льдины снял. Воспаление легких и десяток других болезней, едва жив остался… С тех пор больше не плаваю. А вот, кстати, посмотрите на «Дежнева», он на рейде стоит.

Грачев показал в окно на небольшой чистенький торговый пароход. Одна из его стрел поднимала из трюма большие ящики. Лебедка деловито пыхтела.

— Как же стрелял «Дежнев» из тяжелых орудий? — спросил я.

Грачев усмехнулся, сощурил глаза.

— Видите ли, какое дело. Конечно, немцы правильно высчитали. Дело не в береговой артиллерии было. Перевозил «Дежнев» в район военных действий дивизион тяжелых орудий. Командир дивизиона — фронтовик. Как заметил противника, развернул орудия прямо на палубе и открыл по рейдеру прицельный огонь. А капитан снялся с якоря и бесстрашно с рейдером на сближение пошел. Хоть на воде, а удачно стреляли наши артиллеристы… Не выдержали гитлеровские нервы. Пустился рейдер наутек. Вот. А дальше уж его погнала наша авиация. Разделала как следует. Баранов и другие…

Среди арктических реликвий у меня есть кусок угля, того самого, о котором как-то говорил летчик Баранов. Я сам выковырял его из черного пласта, обнажившегося при обвале берега. Полярники называют этот уголь каменным, но он очень легок. На его черной поверхности можно различить строение древесины. Это, несомненно, уголь, однако происхождение его загадочно. Остров, где он найден, намыт из песка морскими волнами и сравнительно недавно поднялся над поверхностью моря. На нем никогда ничего не росло и расти не могло, А между тем я держу кусок этого странного угля в руке.