Как-то я спросил словесницу: "Как отразится капитализация страны на русский язык?" Она вздохнула и ответила так: "Как отразилось иго татар на него. Если не удержим свою самобытность, русский язык погибнет вовсе. Процесс уже пошел. Вон - автолайн вместо извозчика, змеиное шоу, вместо праздничного представления, бизнес вместо охмуриловки. Удержит натиск иностранщины только мат. Его не искоренишь и ничем не заменишь. Мы же все обматерим." "Почему постоянным фигурантом в мате присутствует чья-то мать, давшая название этому фольклору?" "Плодородие всегда было источником жизни. Плодородие земли, стада, семьи. Его ждали, призывали, желали себе и другим. За ним видели изобилие, успех. Слово Мать обозначало женское, плодородное свойство, которое могло проявится при покрытии его мужским свойством. В русской языческой вере мат имел образ пожеланий благополучия. Гонение на него пошло с введением нерусской веры - христианской, от нее он стал считаться сквернословием. И стал в народе проявлением необузданного протеста против порабощения чужим своего."

Вместе с ней школьница, умница, красивая девочка Маша. У Маши талант художницы. Это видно по ее лицу.

"Художник видит чувством, - говаривала она, - но в людях оно спит и его надо будить. Любыми способами. Самый блестящий результат дает эротика." На самом деле она любила чувствовать, отдавая чувству понимание жизни. И развивала восприятие чувством, как развивает музыкант свой слух, а дегустатор обоняние и вкус. Она вливалась в природу, как кошка в утро. Грациозная, чувственная, бесстыдная, она носила свою наготу также непринужденно, как рабочий спецовку. Маша нашла свое увлечение в профессиональной проституции, не ведая сути первородного греха. И не потому, что решилась выйти на рынок секса, а потому, что она обожала своим необыкновенным телом рисовать этюды искуса его. Вычерчивать орнаменты желаний и плести из них красочные кружева, вытаскивая из партнера неведомую ему рудиментарную страсть. Чтоб и одарить его этим озарением. Оплата придавала законченность творению. И служила границей между разными мирами.

Ольга Ивановна боготворила юное дарование, как яркое свидетельство самоутверждающегося женского начала в чистом его виде, какое, видимо, изначально и было сотворено богом.

Гранддама вытащила из под одежды моток ассигнаций, несколько отделила и протянула опухшему производственнику.

- Вон твои ворюги едут. Расплатись. Да возьми с них расписку!

- Одурела?

- О материальной помощи. Для рэкета. - разъяснила бизнеследи азы современной торговли.

- А на зарплату фирме? - полковник скосил глаза.

Не торопясь, добавила бумажку.

- И все?

- Господи, - покровительственно и ясно она смотрит в глупые глаза военного - зачем тебе деньги?

- А зачем, по-твоему деньги вообще нужны? - уходит от ответа Сковородников.

- Объясняю, кто так и не понял, - поставленным голосом приступила к изложению Ольга Ивановна. - Деньги нужны, чтоб делать деньги. Это, так сказать, в промежутке. А в конечном итоге - для полноценного секса в молодости, ублажения придурковатой неполноценности в зрелости и куска хлеба в старости.