О Луизе остальные няни почти ничего не знали. Даже Вафа, вроде бы сошедшаяся с ней ближе других, мало что могла поведать о жизни своей подруги. Они пытались ее расспрашивать. Белая няня разжигала их любопытство. Да и другие родители приводили ее в пример, расхваливали ее кулинарный талант и безотказность и подчеркивали, что Мириам ей полностью доверяет. Они недоумевали, откуда она взялась, эта женщина, на вид такая слабая, но настолько совершенная. У кого она работала раньше? В каком районе Парижа? Она замужем? А дети у нее есть? А хозяева хорошо к ней относятся?
Луиза не отвечала или отвечала односложно, и другие няни понимали ее молчание. У каждой из них имелись свои секреты. Каждая хранила горькие воспоминания об унижениях, обидах и обманах. Каждая помнила о еле слышных голосах в телефонной трубке и прерванных разговорах, о родственниках, умерших на далекой родине, о деньгах, которые приходится выпрашивать на лечение ребенку, хотя он тебя уже не узнает и забыл твой голос. Некоторые из этих женщин, Луиза знала, подворовывали по мелочи, ничего серьезного, словно брали мзду с чужого счастья. Некоторые скрывали свое настоящее имя. Никто из них не сердился на Луизу за молчание. Но ей не доверяли.
Здесь, в парке, никто о себе особенно не распространялся, разве что намеками. Кому охота попусту плакать? Для болтовни вполне хватало хозяев. Няни высмеивали их причуды, их привычки, их образ жизни. Хозяева Вафы отличались редкой скупостью, хозяева Альбы – крайней подозрительностью. Мать маленького Жюля выпивала. Большинство родителей, жаловались няньки друг другу, слишком потакают детям, которых мало видят и потому балуют. Розалия, филиппинка с очень темной кожей, курила одну сигарету за другой. «Вчера я столкнулась на улице с хозяйкой. Я знаю, она за мной шпионит».
Пока дети бегали по гравийным дорожкам и играли в песочнице, в которой по инициативе мэрии недавно провели дезинфекцию от крыс, няни собирались в кружок. Эти встречи заменяли им и контору по найму, и профсоюз, и бюро жалоб, и информационный центр. Они делились предложениями о работе, рассказывали о стычках с работодателями. Чаще других все жаловались Лидии, их неформальному лидеру. Это была крупная пятидесятилетняя женщина родом из Кот-д’Ивуара, щеголявшая в шубе из искусственного меха и красным карандашом рисовавшая себе тоненькие брови.
Часам к шести вечера в парк начинали стекаться компании молодежи. Няни их узнавали. Это были ребята с улицы Дюнкерк и Северного вокзала. Они устраивали драки, мочились в клумбы и задирали прохожих. Видя их приближение, няни в панике хватали свои лежащие на скамейках пальто, стряхивали песок с детских лопаток, вешали сумки на ручку коляски и спешили вон из парка.
Возле решетки ворот они расставались. Одни направлялись к Монмартру или Нотр-Дам-де-Лоретт, другие, в том числе Луиза и Лидия, шли к Большим бульварам. Они шагали рядом. Луиза держала Милу и Адама за руки. Когда тротуар слишком сужался, Луиза пропускала Лидию, толкавшую коляску со спящим младенцем, вперед.