Вежливо поклонившись, они сели на диван и еще раз поклонились, прикладывая ко лбу концы пальцев.

– Ваше благородство, – наконец спросил один из них, – осталось довольно?.. Великий аллах сотворил женщину, как цветок, а мудрейший Исхак-паша построил Баязет, как венец правоверных…

Карабанов понял: к дверям уже не пробиться. Он выхватил шашку, и две сабли мгновенно обнажились перед ним. «Если что, – пронеслось в голове, – Клюгенау знает, где я, и казаки вдрызг разнесут эту лавку…»

– Убью, рвань турецкая! – заорал поручик, увидев, как подкрадывается сбоку хозяин лавочки, чтобы снять со стены кривой ятаган.

Извернувшись, он рубанул клинком под коленки сзади, рассек сухожилья – и тот уже не поднимался, только ползал по коврам. «Вот еще бы второго поддеть!» – думалось все время. Карабанов никогда не ощущал в себе такой страшной силы и ярости. Одним взмахом клинка разбросав перед собою сабли, ударил молодого турка сапогом в живот – тот отлетел к дивану. Рука третьего уже была в крови.

– Назад! Перебью всех, как щенят!

И сам отскочил назад. Рванул ковер. Так и есть: еще одна дверь, в которую скрылась Зия-Зий. По длинным переходам караван-сарая отступал, оскалив зубы, рыча зверем, даже не оглядываясь.

Звон стоял от искристой стали.

Тесно было.

– Не подходи ближе – убью!..

Выкинул вперед шашку, и в этот же момент, рядом с его клинком, поблескивая синевой, хищно вытянулось лезвие чеченской сабли. Андрей повернулся и увидел безухую голову Хаджи-Джамал-бека.

– Пей кофе, – властно сказал лазутчик, – можешь пить шербет, ешь рахат-лукум, но зачем обижать моего друга?..

Турки отпрянули.

Андрей в бешенстве влетел в кофейню, но там уже никого не было. В припадке слепой безотчетной ярости (вспомнился ему тут Дениска) рубил поручик ряды кувшинов, сметал с полок персидские, цветами писанные чашки, острые взмахи клинка – крест-накрест – рассекали навесы из хорасанских ковров.

Потом, выскочив на улицу, почти в диком вопле созвал солдат, велел окружить дом и никого не выпускать.

– Если побегут, стреляйте, такую мать!.. – приказал он.

Но – странно! – никого не нашел, хотя обыскал весь караван-сарай. Ни одного турка. И тот, с подведенными глазами, халдей или бахтиар, куда-то провалился. Даже Хаджи-Джамал исчез. Только в дальней потаенной каморке нашел Андрей брошенную Зия-Зий; девушка стояла перед ним, плачущая от испуга, стыдливо прикрываясь руками.

Карабанов при виде ее успокоился, втолкнул клинок в ножны.

– Меня бояться не надо, – сказал он. – У нас на Руси так заведено: с бабами не воевать, а лежачего не бить… Вот ты и ложись!

После встречи с Зия-Зий весь день Андрей ходил и улыбался, вспоминая подробности и того и этого, так что Ватнин даже сказал:

– С чего это ты, поручик, все жмуришься да жмуришься? Словно кот: мутовку со сметаной облизал, а теперь вспоминает…

Вечером случайно встретил Клюгенау; прапорщик сам подошел к нему и сказал:

– Мне так неудобно перед вами, так стыдно… Я ушел, а вы остались одни, и я целый день мучаюсь: хватило ли у вас денег расплатиться за все? Тем более что перед этим сказали – ни копейки у вас нету.