– Хватит, Яков, – перебил подвыпившего старшину Журавлев. – Еще песню запой!

– А что? И спою в память о хороших ребятах. Взвод германцев в землю вогнали. Целый взвод, даже больше, – упрямо повторял Будько. – Я из этой винтовки двенадцать обойм выпустил. Из пулемета стрелял.

– Ты поспи лучше, – предложил Журавлев. – А у тебя как дела, товарищ комбат?

– Одна рота из трех осталась, да еще тыловики. Расколотили нас, опомниться не успели.

Григорий Пантелеевич Зимин отложил опустошенную консервную банку и рассказал свою невеселую историю.

Оказалось, поначалу батальон Зимина неплохо ударил по немецкой разведке. В субботу очень вовремя подвезли артиллерию, батарею легких «трехдюймовок» с запасом снарядов. Разбили бронеавтомобиль, два мотоцикла, ударили по наступающей колонне.

– Пулеметчики хорошо работали, – рассказывал Зимин. – Ну, думаем, сопатку германцу набили, подумают, прежде чем снова лезть.

Но немцы снова в атаку не пошли, а принялись долбить батальон из минометов. Затем налетела четверка истребителей «Мессершмитт-109».

– Честно говоря, они меня не испугали, – прикуривал папиросу Зимин. – У меня батальон почти пятьсот человек, одних пулеметов два десятка. Приказал открыть огонь из «дегтяревых», ожидаю, вот-вот наши соколы появятся.

– Появились? – спросил Будько.

– Подожди, дай досказать. «Дегтяревы» не помогли. Самолеты с такой скоростью пронеслись, что никто прицелиться толком не успел. Сбросили штук шесть «полусоток», чтобы нас для начала оглушить. Рвались, будь здоров, грохот и дым до небес.

– Мы их на себе тоже попробовали, – вставил старшина.

– Ну вот, а затем контейнеры посыпались. Раскрываются, а из них то ли бомбочки, то ли гранаты целыми пачками над головой взрываются. Сплошной железный дождь из осколков, никакой окоп не спасает.

Зимин продолжал рассказывать, что первым не выдержал молодняк. Едва «мессершмитты» исчезли, начали выскакивать наверх и разбегаться.

– Я вместе с другими командирами их за шиворот и назад в окопы. Кричим, наганами грозим, а тут все четыре «мессера» возвращаются и давай из пушек и пулеметов садить. Несется, сволочь, а впереди снаряды и пули полосу метров пять шириной вспахивают. Тут мы все начали в окопы прыгать. Мой ротный бойца вниз столкнул, а ему в спину как засадят, только брызги полетели.

– Ну а наши самолеты?

– Прилетели два «ишачка», спасибо им. Все четыре немца разом на них кинулись. Ничего, смелые наши соколята, не дрогнули. Только с «мессершмиттами» разве сравняются? У тех скорость и пушки, корпуса из металла. Расклевали «ишачков», в воздухе на куски развалились, летчики даже выскочить не успели. Одного немца подранили, он задымил и к себе заковылял. Зато трое других снова за нас взялись, только треск стоял. Самолеты улетели, бронемашины и мотоциклы пошли, следом танки, а встретить их нечем.

– Куда же батарея делась? – спросил Журавлев.

– Две пушки сразу вдребезги, а две другие осколками избитые. Расчеты контужены, пальнули раз несколько, их танки смели. Из пулеметов как в тире стреляли, людей на гусеницы наматывали. После такой свистопляски остался у меня один ротный командир, два взводных и неполная сотня бойцов с винтовками. Пулеметы, пока бежали, бросили. И как людей осуждать? Сплошная смерть вокруг и никакой подмоги.