Ведерников как ушёл, обратно не возвращался, должно быть, залёг под обстрелом, ждёт, когда поутихнет. Немец садил минами и бризантными, разрывающимися в воздухе на множество осколков, снарядами, с визгом прошивавшими воздух, как злые осы. Осколки вонзались в землю, засевая её горячим металлом.

Мысли о Сергее становились всё беспокойнее — может, ранен, нуждается в помощи.

— Миронюк! — крикнул он.

— Що?

— Посмотри, что с Ведерниковым. Быстро!

— Добрэ. Зараз. — Не мешкая, Миронюк выскочил наверх, но, не сделав ни шагу по направлению к тому месту, куда его посылали, перемахнул через бруствер. — Дывысь, що робыться! Направо дывысь!

Новиков обмер. На правом фланге, приблизительно в районе двести третьего погранзнака, с десантных лодок и плотиков высаживалась на берег вражеская пехота, а на подмогу ей подходили новые и новые силы; высадившиеся, с ходу подняв стрельбу, устремились к траншее, на берегу стало черным-черно и суетно.

— Миронюк, за мной!

Подхватив пулемет, не оглядываясь, бежит ли за ним Миронюк, Новиков бросился наперерез вражеским пехотинцам, рассчитывая опередить их и фланкирующим огнем придержать до подхода резервной группы с заставы. Он бежал, пригибаясь к земле, падал, поднимался и снова, петляя между навороченных глыб, стремился занять позицию у изгиба траншеи.

До немецких солдат было ещё порядочно, но отчётливо, как с близкого расстояния, слышались крики и автоматная трескотня. Сколько глаз хватал, враги шли и шли, цепь за цепью — по всей полосе, почти не встречая сопротивления; лишь изредка кто-нибудь падал в передней цепи, сбитый пулей пограничника, и тут же над ним смыкалась лавина.

«Надо их придержать! — толклась одна и та же беспокойная мысль. — Придержать, а там подоспеет резервная. С пулемётом и автоматом продержимся».

— Справа заходи, Миронюк, правее давай! — крикнул он бежавшему позади бойцу.

Крикнув, оглянулся, не видно ли помощи.

Над комендатурой по-прежнему висело облако дыма. Резервная группа задерживалась.

Раздумывать над этим было ему недосуг — немцы, заметив бегущих наперерез пограничников, открыли по ним автоматный огонь с далекого ещё расстояния, пока не причиняя вреда, — наверное, и, главным образом, для острастки, однако вынудили продолжать путь ползком, по-пластунски.

Между тем Быкалюк, не входящий в состав наряда Новикова, увидев высадившуюся на берег пехоту противника, перемахнул через бруствер и бросился с пулемётом наперевес значительно левее, ещё не открывая огня, напрасно не тратя патроны. Ему удалось просколить на сотню метров вперёд, и теперь он строчил из своего «дегтяря» по флангу наступавших немцев, заставив некоторых залечь, других — изменить направление.

Новиков не замедлил воспользоваться поддержкой — полусогнувшись, метнулся к черневшей воронке, скатился в нее одновременно с Миронюком, ударившись коленкой о торчавшее сбоку бревно, сгоряча не почувствовав боли, не сразу сообразив, где находится.

— Нэ встыгнем, — хрипло сказал Миронюк. — Трэба бигты, младший сержант. Тильки бигты.

— Пошли, Миронюк… Надо продержаться. Перекроешь выход на Дубицу. Давай, бегом!