Потому что это было ужасно. Все это было ужасно.
Но хуже всего было не то, что сделали с ней, а то, что она делала сама с собой.
Грязными, зазубренными ногтями она впивалась себе в левую руку, от локтя до запястья.
Расчесывала шрам.
Расчесывала до крови.
Избитое, измученное тело в конце концов обернулось против самого себя.
— Не смотри, — сказал я. Я снял рубашку и умудрился зубами порвать ее по шву. Убрал правую руку Мэг в сторону. Обмотал кровоточащую левую в два слоя и завязал. Так она себе сильно не навредит.
— Хорошо, — сказал я.
Сьюзен плакала. Она все видела. Достаточно, чтобы понять.
— Почему? — сказала она. — Почему она так делает?
— Не знаю.
Но я знал, в некоторой степени. Я почти чувствовал то же самое, что и Мэг, ее гнев. Из-за того, что не справилась. Что не сумела выбраться к свободе, что подвела себя и сестру. Может быть, даже в первую очередь за то, что была из тех, с кем такое могло случиться. За то, что позволила этому случиться и думала, что все пройдет.
Мысль неверная, несправедливая, но мне казалось — я понимаю.
Ее обманули — и теперь этот светлый ум был недоволен собой. Как я могла быть такой дурой? Будто бы это наказание было заслуженным. Ее обманули, заставив думать, что Рут и остальные были людьми, такими же людьми, как и она сама, и вот к чему это привело. Посмотрите. Это была неправда. Они не были такими же. Теперь она поняла. Но слишком поздно.
Я наблюдал, как ее пальцы ощупывают шрам.
Сквозь рубашку проступила кровь. Пока немного. Пришла грустная, ироническая мысль: я мог бы воспользоваться этой самой рубашкой, чтобы связать ее, лишить свободы.
Наверху зазвонил телефон.
— Возьми трубку, — послышался голос Рут. Шаги пересекли комнату. Уилли что-то сказал, повисла пауза, потом Рут заговорила в трубку.
Я стал гадать: который час? Я посмотрел на свечку и подумал, насколько же ее хватит.
Мэг уронила руку со шрама.
Она судорожно глотнула воздух и застонала. Веки затрепетали.
— Мэг?
Она раскрыла глаза. Глаза остекленели от боли.
Рука вновь потянулась к шраму.
— Не надо, — сказал я. — Не делай так.
Она посмотрела на меня, сначала не понимая. Потом убрала руку.
— Дэвид?
— Да, это я. И Сьюзен здесь.
Сьюзен наклонилась вперед, чтобы она увидела, и уголки губ Мэг поднялись в каком-то бледнейшем подобии улыбки. Даже это причиняло ей боль.
Она простонала.
— Боже, — сказала она. — Больно.
— Не шевелись, — сказал я. — Знаю, что больно.
Я натянул простыню ей до подбородка.
— Я могу тебе чем-то… помощь нужна?..
— Нет, — сказала она. — Дай мне только…
— Мэг? — сказала Сьюзен. Ее трясло. Он потянулась к сестре через меня, но не достала. — Прости, Мэг. Прости. Прости.
— Ничего, Сьюзи. Мы попытались. Ничего. Все…
Боль пронзала ее электрическим током.
Я не знал, что мне делать. Я не отрывал взгляда от свечи, будто ее пламя могло подсказать мне ответ, но оно не подсказывало. Ничего.
— Где… где они? — спросила она.
— Наверху.
— Они там останутся? Сейчас ночь?
— Почти. Пора ужинать. Не знаю. Не знаю, останутся или нет.
— Не могу… Дэвид! Не могу больше терпеть. Ты знаешь?
— Знаю.
— Не могу.