– Браво, Винченцо. Ты сделал это. Я всегда знала, что ты пробьешься.

– Разве ты на меня не злишься?

– Злилась. Очень. – Она вздохнула. – Даже прокляла тебя. Но месть – штука бесполезная, она не сделала меня счастливей.

– А я часто думал о тебе.

– Я думала о тебе намного чаще. – Она рассмеялась.

– У тебя есть дети? – спросил он.

Она покачала головой:

– Я сделала аборт.

– Почему? – удивился Винченцо.

– Он оказался свиньей.

– Мне жаль.

– Не о чем жалеть. Я не должна была выходить за него замуж.

Было ясно, почему Кармела пошла на этот брак. Потому что Винченцо опозорил ее перед всеми, отвергнув. И ей нужно было спасать свою честь.

– Ты все сделал правильно, Винченцо. Она – мать твоего ребенка.

– Она больше не хочет меня видеть.

Кармела была поражена. До сих пор она думала, что Винченцо счастлив с Таней.

– Я тоже все испортил. – Он поморщился.

– А знаешь что, – сказала Кармела, – тогда, на свадьбе Джованни, мы были такие юные, и жизнь лежала перед нами как чистая дорога…

Оба смотрели в пустоту перед собой и видели заросшее поле… первый поцелуй на каменных развалинах, перевернувший жизнь с ног на голову.

– А сейчас? – спросил Винченцо.

– А сейчас ни мне, ни тебе больше терять нечего, – ответила Кармела. – Так почему бы нам не начать все сначала?

Летом 1986-го они сыграли свадьбу, на том же самом поле. И поздно вечером, когда гости, сытые и пьяные, танцевали, уселись на развалинах. Он – в черном костюме. Она – в белом платье. Две марципановые фигурки на свадебном торте. Смотрели друг на друга и смеялись.

Винченцо последовал совету Нино Ваккареллы – покончил с гонками, пока те не покончили с ним. Отклонив все выгодные предложения, снял небольшую квартиру в Неаполе и устроился водителем-испытателем на завод «Альфа-Ромео». Никаких ралли, только обычные машины. Винченцо не мог допустить, чтобы его дети росли без отца.

Не сразу все заладилось. Только после вторых родов, в июне восемьдесят восьмого, Винченцо припарковал свой «альфасуд» под окнами их новой квартиры и открыл дверцу пассажирского сиденья. Кармела протянула мужу два свертка с любопытными черными глазами. В баре на углу фанаты болели за Италию против Германии, или наоборот. Винченцо было все равно. Он взял близнецов и поцеловал жену. Кармела пошла к двери. Она не видела, как плачет Винченцо.

Вероятно, слушая все это, я должна была испытывать нечто вроде ревности, но чувствовала только радость за Винченцо, у которого в конце концов все сложилось.

– Не знаю, – пожал он плечами. – Я никогда не забывал ни тебя, ни твою мать.

Нет, покоя он так и не нашел – я видела это в его глазах. Главное противоречие его жизни так и осталось неразрешенным.

– Ты когда-нибудь еще встречался с Энцо?

– Нет. Но Джованни как-то видел его.

– Когда?

– Давно. Здесь, в Мюнхене. Энцо работал в какой-то мастерской, чинил «веспы».

– Ты не хочешь с ним встретиться?

Винченцо покачал головой. Глаза стали холодными.

– Как думаешь, он еще здесь или вернулся в Италию?

Винченцо пожал плечами.

– Сейчас многие твердят о возвращении, вот и Джованни. Когда в девяносто втором в Ростоке горело общежитие для иностранцев, все поняли: это уже не наша страна. Но Розария тут все-таки прижилась, их дети лучше говорят по-немецки, чем по-итальянски. У них немецкие друзья, и они фанаты «Баварии». Даже сны видят по-немецки. Их родина здесь.