Вычерчивая ее в блокноте, Джульетта могла кое-что изменить – например, сузить платье в талии, укоротить рукав или поэкспериментировать с пуговицами и украшениями. Для нее было важно внести свою нотку, пусть даже и совсем незначительную. Но девушка никогда не осмелилась бы назвать получившееся своим эскизом.

Джульетта не нуждалась в портновском метре, чтобы определить, сколько ткани уйдет, чтобы обратить рисунок в платье. Винсент отметил, что итальянский глагол trasferire устроен как его немецкий аналог: пере-носить с двухмерной плоскости рисунка в трехмерное пространство готового платья. В этом состояло сходство ее портняжного ремесла и его, инженерного. Ведь прежде, чем воплотиться в реальности, механизм зарождается в чертеже.

– А это… – Винсент кивнул на ее светлое платье с зауженной книзу юбкой-карандаш, – это вы тоже сами сшили?

Джульетта улыбнулась:

– Все, что я ношу, я шью сама.

– Но почему бы вам не заняться этим профессионально… сделать карьеру?..

Она молчала. Винсент продолжал:

– На секретарском месте вы зарываете талант в землю.

Тут она остановилась и посмотрела на него серьезно:

– Здесь не Германия. Везде нужны raccomandazioni… рекомендации. Мы не с Севера, мы сицилийцы… terroni, capisce?[12]

Не дожидаясь ответа, девушка подошла к витрине дорогого бутика и показала на шляпку с широкими полями:

– Красивая, правда?

Она явно хотела сменить тему, но Винсент не поддался.

– Какая разница, откуда вы родом. Главное же талант.

Было очевидно, что Джульетте эти слова показались несерьезными.

– Нужно верить в себя, – упорствовал Винсент.

– Вы мечтатель, – ответила девушка. – Что вы понимаете, инженер из хорошей семьи?

– Неправда, – возразил Винсент. – Я реалист. Когда-то я тоже представлял свою жизнь иначе. И у меня нет богатых родителей, вообще никаких нет. Мои родители и сестра погибли в войну. Я беден как церковная мышь, но это не имеет никакого значения.

Удивление, появившееся на лице Джульетты, тут же сменилось сочувствием.

– Простите.

– Вам не за что извиняться. Я только хотел сказать… Знаете, когда я прибыл в Мюнхен, то был совсем один. Беженец, ни денег, ни жилья, ни работы, ничего. И тогда я сказал себе: но это же прекрасно, это означает, что ты свободен. У меня не было ни отца, ни начальника, которых я должен был слушаться, никаких обязательств ни перед кем. Надо было лишь найти заработок, и я спросил себя: а что ты можешь? В городе была только одна крупная компания – «БМВ», а от автомобилей я всегда был без ума. Вот и направился к заводу, отыскал ворота и прямо у охраны спросил, как бы мне устроиться на завод учеником. Молодые парни после войны были в цене, так что меня сразу и взяли. А поработав немного, я поступил в техническую школу, учился вечерами. Зачем я все это рассказываю, Джульетта? У каждого человека есть призвание, и самый большой из смертных грехов – зарывать талант в землю.

Его речь хоть и впечатлила девушку, но явно не убедила.

– У вас своя судьба, – задумчиво произнесла она.

– А что такое судьба? – спросил Винсент.

– Она написана на ладони… Покажите свою.