– Главное попасть акуле в нос, а лучше в глаз, – сообщил Шустер. – Это у них самые чувствительные места.
– И откуда ты все знаешь, ексель-моксель?
Ответить младший матрос не успел. Пятнадцать тигровых акул – одна за другой – неторопливо вплывали в грот.
– Огонь, – скомандовал Котаускас. И морской бой начался.
Первой акуле капитан попал в морду, другой – Афанасий влепил ежа в глаз. А когда третья выскочила из воды с раскрытой пастью – туда точно запустили два колючих шара.
– Тигр с левого борта! – кричал Шустер, наблюдавший с мачты за противником. – А теперь – с правого…
Снаряды летели с воем из обоих орудий. Но это был акулий вой!
Среди хищниц началась паника и давка. И они устремились в бегство. А колючие бомбы, продолжали сыпаться, поднимая фонтаны брызг…
Последняя чуть не подбила влетевшего в пещеру Абеллардо.
– Авиация опоздала, – объявил довольный Афоня. – Все враги позорно удрали!
– Не все. Рядом со скалами я видел плавник Одноглазой. Убежден, что как только мы выйдем из грота…
– … шестиметровая белая акула, развивающая скорость до сорока миль в час, разнесет яхту, – кивнул Котаускас.
– И ты не смог найти двигатель? – спросил Шустер.
– Найти – нет. Но я его собрал. Триста попугаев смогут разогнать «Котобой» до приличной скорости. Если у вас найдется крепкая бечевка или леска.
– Найдется, – сказал старпом. – И такая, что кита выдержит!
Лодка вылетела из пещеры, как пробка из бутылки.
Дул попутный ветер. И триста попугаев тянули за веревки. «Котобой» на всех парусах и крыльях летел к бухте. Шустер, сидевший на корме сообщил, что погони нет. Но он смотрел не туда.
– Вон она, – крикнул Котаускас.
Одноглазая акула шла наперерез.
Афоня бросился к гарпунной пушке. Но попугай опередил его:
– У семьи Карибо де Лопес с ней свои счеты!
– У нас только одна попытка. Если промахнешься, нам конец!
– Знаю, – крикнул Абеллардо и нажал на спусковое устройство.
Лыжная палка вонзилась точно в единственный глаз акулы.
– Звук был такой, что гудок океанского парохода и рев стада белуг показались бы тихой музыкой, – рассказывал землякам Афоня. Но это было потом…
А в тот день «Котобой» перевез сокровища на сушу. Золота и драгоценностей вышло пятнадцать сундуков.
– На четыре части не делится, – почесал в затылке старпом.
– Зато делится на троих, – сказал Шустер. – Я от своей доли отказываюсь. Пусть она пойдет на борьбу за создание Республики Свободных Попугаев!
– Ексель-моксель, – воскликнул Котаускас. – Тогда я тоже отказываюсь.
– Пятнадцать на двоих тоже делится плохо, – почесал в затылке Афоня. – Получается семь с половиной. Чего мелочиться? Свобода так свобода!
У тысячи попугаев отвисли клювы. А потом все дружно заорали:
– Каррамба-руссако-котако-морякако!
– Крик был такой, что по сравнению с ним рев ослепшей белой акулы показался бы тихой музыкой! – говорил позднее старпом.
Впрочем, от подарков моряки отказываться не стали. Котаускасу подарили старинный золотой компас. Афоня для любимой Марианны взял скромное колье из черного жемчуга и коралловые бусы. А Шустера привел в восторг настоящий пиратский кортик.