Кондратьев кивнул в ответ:
– Если решили, действуйте быстрее. Огнём мы вас поддержим. Глухов, ты согласен?
– Другого выхода нет, – коротко отозвался сержант.
Это был рискованный, почти самоубийственный способ подрыва эшелона. Когда сапёры выскакивают перед поездом, сбрасывают мины на шпалы и убегают под огнём. Старший лейтенант Леонид Трунов, последние восемь месяцев работавший инструктором в спецшколе НКВД, принял решение внезапно и неожиданно для себя.
Так получилось, что Трунов больше учил других. Немного повоевал в первые месяцы войны, в основном взрывая оставляемые при отступлении промышленные объекты и мосты. Теперь настала его очередь.
Но нельзя было сказать, что двадцатипятилетний сапёр лез напролом, не учитывая обстановки. Он успел взвесить шансы на успех и возможность спастись вместе с напарником. Главное, что впереди эшелона не было зенитной платформы – немцы рассчитывали на сильное вооружение броневагона. А две платформы с зенитками находились в центре и хвосте состава.
Имелась ещё охрана на паровозе – двое солдат с ручным пулемётом, но о нём лучше не думать. Тем более Кондратьев обещал прикрыть огнём… Но в душе старший лейтенант на это прикрытие рассчитывал мало. Больше полагался на неожиданность и удачу.
Трунова и его напарника, сержанта Артема Глухова, первым заметил машинист. Это был немец из бригады, перевозящей особо важные грузы, – русских железнодорожников туда не брали. Он нажал на гудок и крикнул пулемётчикам:
– Русские справа! Стреляйте.
Одновременно начал экстренное торможение. Судьбу людей часто решает случайность. Мощный тормоз встряхнул эшелон, отбросив пулемётчиков от их скорострельного «МГ-42», помешав открыть огонь.
Тяжёлый состав невозможно остановить сразу. Из-под колёс летели искры, вагоны бились друг о друга, скорость замедлялась, но оставалась высокой. Оба русских диверсанта в маскхалатах сбросили свою ношу в полусотне метров от головной платформы со шпалами, обрезками рельсов и грудой щебёнки. В случае взрыва платформа должна была принять на себя основной удар.
Машинист, лихорадочно вращавший рукоятку тормоза, многое повидал за войну. Он отчётливо понимал, что если мины сработают, то крушения не избежать и тяжёлый локомотив полетит под откос. Над головой с запозданием открыли стрельбу пулемётчики, а пожилой машинист толкнул земляка-помощника к дверце:
– Прыгай, может, тебе…
Слово «повезёт» заглушил грохот двойного взрыва. Машиниста ударило всем телом о металл, мгновенно отключив сознание. Локомотив, замедлив бег, сошёл с рельсов. Выламывая шпалы, опрокинулся на бок, перевернулся ещё раз, увлекая следом головные вагоны и платформы с танками.
Где-то между пятым и шестым вагонами сцепление лопнуло, но это уже не имело значения – скорость обезглавленного эшелона оставалась высокой.
Платформы и вагоны летели, переворачивались на насыпи, громоздясь друг на друга. Инерция многотонного груза сбрасывала тяжёлые танки с платформ, срывала башни, лопались гусеницы.
В одной из машин от искры вспыхнул бензин. Нагромождение платформ, разбитых в щепки грузовых вагонов и смятой техники разгоралось, как огромная груда сухого хвороста.