— Здорово! — решительно сказал Сенька. — Про тех, предыдущих, уж извиняйте мою тупость, я не понял — чего в них такого особенного. А этот князь — нормальный мужик. И… и я как раз спросить хотел… Чтоб вы мне, Андрей, разъяснили: мерещится мне или так оно и есть… Я вот раньше не читал почти, потому и не знал, а сейчас какую книжку ни возьму, про какое время ни написано, а все хоть один колдун там, или оборотень, или еще кто да найдется. И исторические вроде книги, без брехни должны быть. Чего ж это получается — придумали их всех, что ли, или правда это?

Еще не закончив вопроса, увидел Сенька, как подобрался, стал подчеркнуто серьезным Воронцов.

— Правда, — медленно, ощутимо взвешивая каждое слово, сказал он. — Не все, конечно. Есть и выдумки, фантазия. Но есть и правда. На все времена, где люди жили, одна. Только звали ее везде по-разному…

— Так это что же выходит? — весело и напряженно, звенящим голосом спросил Сенька. — Выходит, Глашка и вправду — ведьма? А я? Я — кто же?

— Как ни назвать, лишь бы в печку не ставили, — рассудительно откликнулась Глашка из своего угла.

— И то верно, — вздохнул Андрей и спросил встречь: — Понял теперь, почему я тебе читать велел?

— Так вы про то же думали? — ахнул Сенька. — Отчего же сразу не сказали?

— Ты б не поверил.

— А ведь верно…. — Сенька помотал головой, утрясая в ней полученную информацию.

— А толку что? — подала голос Глашка. — Хоть сто книжек прочитай, а люди все те же. Где других взять?

— Ты права, Глаша, — опустив голову, сказал Андрей. — Но выход есть. Нужно самому стать другим…

— А-а… — Глашка пренебрежительно махнула рукой, а Сенька подался вперед, спросил:

— Как это — другим?

— Погоди, поймешь, — пообещал Андрей и прикрыл ладонью глаза, словно ему больно было глядеть на свет.

У себя в комнате Сенька сел на койку, подпер голову руками и предался размышлениям, которые, как ни крути, выходили не слишком веселыми.

Андрей никогда ничего не говорил прямо, видать, натура у него такая. А может, и вправду — сам поймешь, лучше запомнишь. В общем, что он имеет в виду — понятно. И в книгах про то же. Понятно все, кроме одного, — что делать Сеньке? Он чувствовал, что уже не тот, не такой, каким уезжал из Сталеварска. Сама поездка, институт, Воронцов, Глашка, чтение — все это изменило его, сделало другим. Каким? И главный вопрос, к которому он возвращался снова и снова: перестал ли он быть барабашкой?

От этого зависело все. Если перестал, тогда ему нечего делать в этом вновь обретенном и, если судить по книгам и намекам Андрея, не таком уж странном мире. Просто до сих пор Сенька ничего не знал о нем… Но теперь опять надо уходить, убегать неизвестно куда.

Вернуться в прежнее нельзя, потому что того Сеньки, который уезжал из Сталеварска, уже нет. Есть другой, привыкший к новым и чудным людям, к их разговорам, к книгам, ко всей новой жизни, которая теперь, когда ему грозила потеря ее, казалась гораздо интереснее предыдущей.

И все же выхода было только два: убедиться, что его странные способности, когда-то пугавшие почти до истерики, а теперь вроде бы и желанные, остались при нем, или возвращаться домой, в Сталеварск.