— Неплохо бы было.
— Будет. Не перевелись же у нас в высших эшелонах власти люди с государственным мышлением. Они еще скажут свое твердое слово. Обязательно скажут.
Вошел полковник со списком. Генерал вышел из-за стола.
— Я выйду к людям, постараюсь с ними во всем разобраться. А вы вместе с кадровиками объедините усилия, чтобы выполнить всё, о чем мы с вами здесь договорились. Вернусь — доложите.
Брожение в толпе еще не успело выплеснуться наружу. Женщины возбужденно о чем-то переговаривались, а между ними сновали несколько моложавых мужчин. Обращал на себя внимание их безукоризненный внешний вид, напоминавший манекенов в дорогих магазинах: темные костюмы, белые рубашки и одного цвета галстуки. Стоило генералу выйти на крыльцо, как один из щеголей истошно закричал:
— Наши дети — не пушечное мясо!
Прорвало и женщин, которые начали скандировать:
— Мир! Мир! Мир!
Сквозь шум прорывались визгливые выкрики:
— Верните нам наших мальчиков!
— Не убивайте самих себя!
Генерал терпеливо выжидал, пока толпа угомонится. Когда крики умолкли, заговорил.
— Я постараюсь ответить на все ваши вопросы, но при одном условии: вы выслушаете то, что я буду говорить.
Из толпы донеслись заверения, что его будут слушать. Генерал подошел поближе к группе женщин, теснившихся поодаль от основной толпы.
— Как я понимаю, вы матери тех, кто служит на наших заставах. Я низко кланяюсь вам за то, что вы воспитали настоящих мужчин. Они достойно несут службу, охраняя священные рубежи России. Я разделяю вашу тревогу за судьбы ваших детей и сообщаю о потерях в недавнем жестоком бою. Погибших — пятеро: Зайцев, Крючков, Самшутдинов, Безуглов, Абдулатипов. Есть ли среди вас родители этих героев?
Ничто не нарушило напряженную тишину. После тяжелой паузы генерал продолжил:
— Четырнадцать наших воинов — рядовые, сержанты и один офицер — ранены. Тяжело ранены трое: старший лейтенант Меркульев, сержант Османов и ефрейтор Абдуллаев. Они отправлены в Москву, в наш Центральный госпиталь. За их жизни борются лучшие врачи. Все остальные ранены легко. Вот список. Возьмите его.
Генерал передал список подошедшей к нему женщине. Из группы матерей, которые ее окружили, послышались вздохи облегчения. И только одна из них поднялась к генералу.
— Я — Екимова. Могу ли я видеть раненого сына?
— Обязательно. Пройдите к дежурному. Я вот только поговорю с ними, — Протасов кивнул в сторону присмиревшей толпы, — и буду в вашем распоряжении.
Генерал молча оглядел собравшихся митинговать, словно увидел их впервые, и заговорил, жестко бросая слова.
— Берите пример с матерей, чьи сыновья служат действительно в армии, а не уподобляйтесь злобным змеям, которые извиваются меж вами с заискивающими улыбками и с клеветническими словами. Их дети, я уверен, не служат в армии. Они своих детей, как теперь выражаются, откосили.
— Напраслина! — взвизгнул один из подстрекателей. — Клевета!
— Искренне извинюсь, если вы назовете ту часть, в которой служит ваш сын. Что ж вы замолчали? Если бы ваши дети служили в армии, вы бы не торговали совестью за импортные сребреники.