На кухне в огромной никелированной кастрюле на плите варился бульон из бараньих костей, в сотейнике в оливковом масле томился помидорно-чесночный соус, тут же на сковороде на топленом масле обжаривались нежнейшие фрикадельки из свежего бараньего фарша.

Поляков готовил сосредоточенно и быстро. Заказ в десять порций был выгоден. В соседнем, кондитерском, цехе тоже кипела работа — немецкие туристы были большими любителями восточных сладостей на десерт. В кондитерском цехе орудовал повар Сайко. Он успевал повсюду — раскатывал на доске тончайшие пласты теста для бстеллы, следил за уваривавшимся на плитке ананасовым джемом, взбивал в миксере фисташковую пасту для начинки.

Поляков мелко рубил на разделочной доске зелень сельдерея и мяты для хариры, прислушиваясь к тому, что творится за перегородкой, — Сайко уже занялся приготовлением миндально-масляной основы для пирожных, и Поляков слышал, как он, наверное, в сотый рассказывает заходившим на кухню официантам о том, какое, древнее и знаменитое по всему Маргибу блюдо — эти миндальные пирожные и что зовут их в Марокко испокон веков «Двадцать девять принцев», на что есть веем странная и вместе с тем достоверная с исторической точки зрения причина. Официанты слушали Сайко молча и внимательно, и выражение их лиц, особенно в свете последних событий, потрясших «Аль-Магриб», очень нравилось Полякову. На столе Потехиной, как ему б известно, и так уже лежало целых три заявления с требованиями расчета и выдачи трудовых книжек.

А Сайко что-то слишком часто возвращался к истории об отравленных миндальными пирожными принцах, это смахивало на какую-то навязчивую идею и силы давило на психику всем. Потому что с некоторых пор в «Аль-Магрибе» все стали очень нервно реагировать на слово «отравление».

Поляков уже заправил почти готовую хариру специями, когда услышал, как за перегородкой кто-то резко и грубо приказал Сайко прекратить отвлекать разной чепухой персонал в разгар работы. Приказывала Потехина. Потом она заглянула и во владения Полякова. За эти печальные дни Потехина переменилась. Известие о смерти Мохова, обрушившееся на «Аль-Магриб», точно горная лавина, оставило на ее лице следы — веки припухли от слез, и под глазами легли темные тени. Поляков видел, что Потехина страдает и, как и все они, терзается подозрениями и страхом. Он готов был на все, чтобы успокоить и утешить ее, но Потехина с просьбами пожалеть к нему, своему старому другу, не обращалась. В эти дни они с Поляковым виделись лишь мельком, а разговаривали, пожалуй, впервые.

— Здравствуй, Ваня, — сказала Потехина. И по тому, как она произнесла его имя, Поляков решил, что его старая подруга все же не выдержала своего одиночества и пришла чем-то с ним поделиться. — Ваня, ты очень сейчас занят?

— Десять заказов на первое. Через пять минут будет готово, можно подавать, — ответил Поляков.

Потехина с тоской оглядела кухню.

— Тебе нужно тут поставить новый кондиционер, — сказала она, — как ты работаешь в таком аду… В следующем месяце можно будет купить и установить… У меня просьба к тебе, Ваня.