Но вот, наконец, через два дня снова родная калитка, снова дома, но никто меня не встречает, не прыгает вокруг, не ластится, не вертит хвостом… Вхожу во двор — тишина. Поднимаюсь на крыльцо — вот он!
— Сеня, привет!
Но Сенька, как лежал на верхней ступеньке крыльца, так и остался лежать, только глянул на меня грустными-прегрустными глазами и отвернулся.
— Ты что, заболел? — встревожился я и нагнулся, чтобы приласкать, но Сенька выскользнул из-под моей руки, спрыгнул с крыльца и улегся под кустом смородины.
— Что с тобой, Сеня, дружище? — Я направился к нему. Он — от меня. — Да что же это такое? Ты меня не узнал?
— Обиделся он, — пояснила моя мать. — Как вы уехали, он за вами погнался. К вечеру только вернулся. Весь в грязи, усталый. И с той поры ничего не ест, все лежит и лежит…
Я взял любимую Сенькину ливерную колбасу, подсунул кусочек ему под нос. Он отвернулся. Я гладил его. Называл ласковыми именами. Просил прошения — ничего не помогало. Я позвонил ветеринарному врачу — посоветоваться.
— Обиделся сильно, — подтвердил и врач. — Но не огорчайтесь, через день-другой отойдет. Побольше будьте рядом с ним. Собака — не человек. Она прощает все, даже предательство…
На следующий день я вывез Сеньку за город. Там он немного оттаял. А через два дня снова стал самим собой — веселым, забавным, ласковым.
Но я, как только вспомню про этот случай, так снова чувствую вину перед Сенькой.
Спасибо, выручил!
Устав за дорогу (мы поехали на дальний кордон к леснику в гости), Сенька вылез из машины медленно, нехотя. Потянулся. Зевнул. И посмотрел на меня. «Давай отдохнем здесь подольше», — прочитал я в его взгляде.
— Ты только поосторожней, пожалуйста. Если что, сразу в машину, дверь открыта.
Он презрительно фыркнул, повернулся ко мне своим пушистым хвостом и направился к забору. Но не успел я дойти до дома лесника, как услышал сзади грозное рычание и, оглянувшись, увидел двух лаек, мчащихся от опушки леса.
Сенька, увлеченный исследованием забора, заметил опасность слишком поздно — путь к машине был отрезан. Его маленькая фигурка так жалко выглядела по сравнению с двумя взрослыми лайками, что я, не раздумывая, бросился к нему на помощь. Очевидно, надеясь на нее, Сенька вздыбил шерсть, прижался задом к забору и зарычал. Но в его рычании не было ни капли уверенности. Оно скорее походило на мольбу о пощаде.
Лайки тем временем, чуть не сбив грудью моего друга, затормозили в полуметре от него. Я явно не успевал. А свирепые пасти были так близки, что Сенька закрыл глаза, перевернулся на спину и позорно задрал лапы кверху. У меня пересохло в горле! Вот сейчас!.. Но сначала одна лайка, затем другая, с шумом втягивая воздух, стали обнюхивать моего любимца. Видимо, сам Сенька как противник был для них так ничтожен, а запахи, исходящие от него, так непривычны и интересны, что потребовали тщательного изучения.
Почувствовав, что опасность быть растерзанным на клочки миновала, Сенька перевернулся на живот, встал на лапы и приветливо завилял хвостом. Теперь моя помощь ему уже не требовалась. И Сенька посмотрел на меня торжествующе: «Ну, и как я их? Видал!»