— О каком таком свидетеле вы говорите, Георгий Михайлович?.. — насмешливо перебила его Хильда. — О каком-то пьяном бомже? Неужели его показания могут иметь какое-нибудь значение?

— Увы, Галина Николаевна!.. Как бы то ни было, несмотря на незначительность в социальном плане этой личности, такой свидетель ничуть не хуже других. И поскольку он тем не менее является гражданином Российской Федерации, его показания имеют юридическую силу. Впрочем, если вы помните, он там был не один…

Хильда скептически сморщила губы. Посмотрела на Гошу снисходительным взглядом.

— Опоздали, милейший Георгий Михайлович, — ласково улыбнулась она. — Как раз вчера утром я была в милиции и имела удовольствие лицезреть этих ваших хваленых свидетелей. Никто из них меня не опознал.

Гоша поначалу, казалось, смутился. Задумался. Затем лукаво подмигнул Хильде.

— Да Господь с ними, с этими свидетелями!.. — вдруг рассмеялся он. И весело забарабанил тоненькими пальчиками по бежевой коже туго набитого портфеля.

Хильда недоуменно подняла брови.

— То, что эти чудаки отказались от своих показаний, для меня ничего не значит. Я хочу вам кое-что другое показать… — испытующе посмотрев на нее, проговорил Гоша.

— Что именно? — насторожилась Хильда.

Гоша раскрыл портфель, порылся немного и достал листок бумаги. Протянул ей.

— Полюбуйтесь… Галина Николаевна… Вы и сейчас достаточно красивы. Но в молодости… просто неотразимы. Это ксерокопия.

Хильда нерешительно взяла протянутый ей листок. Взглянула на него…

Словно раскат грома расколол небо над ее головой.

Она буквально впилась взглядом в этот небольшой прямоугольник с отпечатанной на нем ее старой, полвека назад отобранной при обыске фотографией. И тотчас забыла обо всем на свете.

Она сразу вспомнила тот летний день в своем родном Кенигсберге, когда она, юная, красивая, с роскошными золотыми кудрями, спадающими на плечи, полная восторженной мечты о славе великого фатерлянда, впервые надела черную форму младшего офицера СС. Ее глаза, сияющие счастьем, смотрели теперь на нее, после стольких лет, стольких поражений и испытаний…

— «Мария!..» — пронзила ее мозг огненная мысль.

Откуда-то издалека до нее доносился издевательский голосок этого жалкого педераста, перечисляющий все ее подвиги, которые неизвестно почему вдруг стали ему известны…

— Меня давно интересовало, Галина Николаевна, почему это вы почти никогда не снимаете перчаток. И наконец-то на поминках, после вашего ухода я взял фужер, который вы держали в руке, и все-таки получил с него отпечатки ваших прекрасных пальчиков… Теперь мне известно, что именно вы два года назад убили моего отца и мою мачеху. Вы убили Илону Бутенко. Вы убили Лапина. Вы много кого убили, Галина Николаевна… И, наконец, вы убили самое Галину Николаевну Подберезкину. Именно вы!.. А помните Марию? Ту маленькую черноглазую девочку?.. Помните?.. Так вот она осталась жива. И она много мне рассказала о вас… госпожа Хильда фон Зигельберг… Кстати, не у вас ли находится и моя коллекция?.. И куда, собственно, вы дели настоящую Ларису, подсунув вместо нее труп какой-то посторонней девицы?..