Устоять на ногах было очень сложно. Гоуданю казалось, что его желудок все еще подпрыгивает в воздухе, и он с трудом удержал тягучую слюну во рту.

– Никого нет. Вот мы добрались до Юхэ, и никакого каравана не встретили! – гневно загремел Хи Донг.

– Тут, – Гоудань сглотнул еще раз, – есть несколько вариантов. Первый – караван застрял в лесу и идет с отставанием, второй – они движутся намного быстрее и ушли вперед, хотя не представляю, как можно ускорить яков. Третий – весь караван погиб, столкнувшись с какой-то опасностью. Четвертый – они пошли другой дорогой, возможно, чтобы обогнуть ту самую опасность.

– И что? Делать-то что? Не обшаривать же все равнины? Даже Рюиджи не сможет летать сутками напролет!

– Проще всего лететь в столицу. Либо мы их нагоним по дороге, либо караван доберется туда позже. И если они все погибли, то информация об этом достигнет ушей Золотого неба, и мы также сможем узнать это там.

– Отличный план, – проворчал Хи Донг. – Я, мэр Цай Хонг Ши, покатал на своем драконе мелкого сыскаришку и теперь везу его обратно к мамочке. Хорошо, так и сделаем. Только вот что… После того, как караван приедет, немедленно сообщи мне. Только не по официальной линии связи, а через этот амулет, – и протянул обычный сигнальный амулет. – Один сигнал – караван прибыл. Два – караван погиб. Три – мальчишка там. И не теряй его до моего приезда или до приезда Мин Чиня. Все понял? Ладно, полетели. До Киньяна еще лететь и лететь.

После прибытия Добряка всё внезапно успокоилось. Я просто ехал впереди каравана то с Летящим, то со Змеем, а повозки и фургон медленно тащились за нами. В первый день я подумал, что это нормально, в конце концов, не может же постоянно что-то случаться. На второй – расслабился и мирно дремал в седле Пинь, следя одним глазом за дорогой перед собой. А на третий день мы выехали на дорогу, ту самую, по которой ехали, пока не встретили в лесу красивую девушку по имени Ао Минь.

И лишь выехав на дорогу, я понял, как все это время были напряжены опытные охранники. Теперь Летящий безмятежно улыбался знойному солнцу, подставляя загорелое лицо под его палящие лучи. Змей иногда забывался и начинал напевать себе под нос простенькую мелодию.

Каждое утро и каждый вечер я шел тренироваться со Шваброй. Иногда копье словно само летало в моих руках, и тогда казалось, что боевые искусства – это мое призвание. Я думал, что еще немного, и я стану опытным воином, который пройдет следующий отбор в охранники легко и без подсуживания. Но бывали моменты, когда упражнения тяготили, казалось, что я неправильно дышу, неправильно стою, неправильно двигаюсь. Копье оттягивало руки, Швабра раздражал невозмутимостью и деланным безразличием, ведь я уже понял, что он специально подстраивал тренировки под меня, замедлял ритм, движения делал шире, чем нужно. Словом, возился со мной, как со щенком. И молчал.

Хотя теперь все вокруг меня молчали. Даже братишка Ксу лишь виновато пожимал плечами и отворачивался. Видимо, узнав, что случилось во время его вынужденной отлучки, Добряк назначил виноватого и лишь терпел мое присутствие. Он не сказал мне ни слова. Я по-прежнему вставал в авангарде, принимал пищу, ложился спать, но меня словно выключили из жизни каравана.