– Смотри, там же эти… Избранные! – Байсо нервно схватил меня за руку.
– Разве? Ты их запомнил?
– Недавно учитель рассказал про способ запоминания лиц и имен и заставил тренироваться. Всех в караване я уже запомнил, а тут целая деревня! Вот я и запоминал. Видишь того старичка с бородой, как у облезлого козла? Это Ши Лиу из семьи Ши. А вот та полная женщина с круглым, как яблоко, лицо – это Мао Киу, ее выбрали последней.
Я внимательно осмотрел людей.
– Ты уверен? Почему тут нет тогда Юэ Сюэ?
– Это та девчонка, которая девственница? Странно. Ты прав, ее тут нет. Но ошибки быть не может, это точно люди, выбранные по жребию. Что тут происходит? Почему они не ушли в лес?
Кто-то нервно ходил вперед-назад по комнате, кто-то тихонечко плакал в углу, один мальчик лет шести устало стучал в дверь и звал маму.
– Может, выпустим их? – сказал Байсо и тут же хлопнул себя по рту. – Нельзя-нельзя-нельзя. Но, Шен, это же неправильно?
Я грустно усмехнулся:
– А что в этом мире правильно? Правильно ли судить людей по их таланту? Правильно ли выкидывать неугодных на съедение в лес? Правильно ли смотреть, как твоя мать умирает от истощения Ки и знать, что ты ничего не можешь сделать? Здесь они хотя бы умирают не напрасно, и жизни помогут их семьям. Обычно же люди умирают, а их родным становится только хуже.
Байсо опустил голову и ничего не ответил. Тем временем рядом с домом послышались шаги, мы с братом сжались в комочек и прилипли к стене, чтобы не попасть в тусклые круги света от фонарей. Дверь открылась, и через окно мы увидели, как в дом вошел староста с сыновьями. Низенький мужчина сейчас выглядел грознее и значительнее, чем днем на площади. Он что-то сказал избранным, один сын подал ему тяжелую на вид коробку, а второй принялся выстраивать людей в ряд, в начале он поставил детей, затем женщин, мужчин и стариков.
Сяо Яо открыл коробку и вытащил оттуда массивную резную фигуру, подошел к первому ребенку, приложил фигуру к его лбу – резкая вспышка, и плачущий ребенок сразу успокоился. Мне не было видно его лица, зато я мог наблюдать за мрачно-торжественным выражением лица старосты, пока тот поднимал фигуру и прикладывал ее ко лбам остальных людей. Потом он аккуратно положил фигуру обратно в коробку и вышел из дома вместе с сыновьями. Дверь дома они оставили открытой.
– Зайдем туда? – шепотом спросил Байсо, когда староста ушел достаточно далеко. Мне совсем не хотелось этого делать, но и бросить мальчишку я тоже не мог. Когда мы вошли в дом, мне бросились в глаза странные узоры, выжженные на лбах людей: резкие обрывистые линии словно прогрызли кожу насквозь, но из глубины проглядывала не кровь и не кость, а что-то темное, черное.
– Эй, ты меня слышишь? Болит? Эй! – Байсо уже тряс мальчика, но тот не отвечал. Он смотрел куда-то мимо нас, и хотя слезы еще не высохли на его щеках, выражение лица было спокойно-безразличным. Мне вдруг стало страшно, и я оттащил Байсо:
– Не надо. С ним что-то сделали. С ними со всеми что-то сделали.
Клейменные все смотрели в одну и ту же сторону с безразличными лицами, и хотя внешне они сильно отличались друг от друга, сейчас их лица казались одинаковыми, словно слой за слоем были содраны с одного человека и натянуты на них. Байсо отступил мне за спину и тихо спросил: