Последний из Балтиморов покинул этот мир.
52
В середине августа 2012 года, через два дня после моего разговора с Патриком Невиллом, мне позвонила Александра. Она сидела в Гайд-парке, на террасе «Серпентайн-бара», что возле озера. Пила кофе, а у ее ног дремал Дюк.
— Я рада, что вы с отцом наконец поговорили.
Я рассказал ей обо всем, что выяснил. Потом сказал:
— И все-таки для Гиллеля и Вуди, несмотря на все, что между ними произошло, главным было счастье быть вместе. Ссора или разлука была для них непереносима. Их дружба простила все. Их дружба оказалась в сто раз выше Драмы. И я должен об этом помнить.
Я почувствовал, что она растрогана.
— Ты вернулся во Флориду, Марки?
— Нет.
— По-прежнему в Нью-Йорке?
— Нет.
Я свистнул.
Дюк навострил уши и вскочил. Увидел меня, ринулся ко мне со всех лап, распугав по дороге целую тучу чаек и уток, скакнул мне на плечи, и я повалился на спину.
Александра поднялась со стула.
— Марки? — вскрикнула она. — Марки, ты приехал!
Она бросилась навстречу. Я встал и обнял ее. Она прижалась ко мне и успела только шепнуть:
— Как же мне тебя не хватало, Марки.
Я сжал ее изо всех сил.
И мне показалось, что в воздухе пляшут смеющиеся лица кузенов.
Эпилог
Четверг, 22 ноября 2012 года,
День благодарения
Вот и закрывается эта книга — в День благодарения 2012 года, в Монклере, перед домом моих родителей. Я поставил машину в аллее. Мы с Александрой вышли и пошли к дому. Первый раз после смерти кузенов я праздновал День благодарения.
Я немного постоял перед дверью. Перед тем как позвонить, вытащил из кармана фотографию нас с Гиллелем, Вуди и Александрой в 1995 году в Оук-Парке и долго смотрел на нее.
Александра нажала на кнопку звонка. Открыла мать. Увидела меня, и ее лицо просияло.
— О, Марки! Я уж думала, ты не приедешь!
Она даже прикрыла рот руками, словно никак не могла поверить.
— Добрый день, миссис Гольдман. Поздравляю с Днем благодарения! — сказала Александра.
— Поздравляю, дети мои! Как хорошо, что мы снова вместе.
Мать обняла нас обоих и замерла, прижав нас к себе. Я чувствовал на лице ее слезы.
Мы вошли в дом.
Патрик Невилл уже приехал. Я тепло поздоровался с ним и положил на столик в гостиной перевязанную стопку бумаги, которую принес с собой.
— Это что? — спросила мать.
— «Книга Балтиморов».
Через год после смерти дяди я сдержал данное ему слово. Рассказал о Балтиморах и тем самым снова соединил их.
Накануне вечером я поставил в романе последнюю точку.
Почему я пишу? Потому что книги сильнее жизни. Они — самая прекрасная победа над ней. Они — свидетельства несокрушимой стены нашего духа, неприступной крепости нашей памяти. А когда я не пишу, то раз в год снова еду в Балтимор, останавливаюсь ненадолго в квартале Оук-Парк, а потом качу на кладбище Форрест-Лейн, чтобы опять встретиться с ними. Кладу камушки на их могильные холмы, чтобы и дальше выстраивать память о них, и обретаю себя. Вспоминаю, кто я, куда иду и откуда пришел. Сажусь на корточки рядом с ними, провожу рукой по их выгравированным именам, обнимаю их. Потом закрываю глаза и чувствую, что они живут во мне.