«Все спасутся?» — спросили старца. «Нет, — со слезами ответил он. — Бог не помилует и я не смогу тебе помочь, если сам стараний не приложишь, не порадеешь о своём спасении. Кто спасает свою душу и другому помогает словом или делом — тот исполнитель заповедей Христовых».

Незадолго до своей кончины старец сказал: «Вот там, в углу, стоит моя смерть и ждёт меня. Я ухожу, чтобы быть вашим ходатаем перед Богом. Вашу молитву я донесу до Господа». За две недели до его смерти ему подарили икону Спаса Нерукотворного, на которой Господь изображён в терновом венце. Я сказала, что, когда ему подарили икону Божией Матери, он наполовину выздоровел, а сейчас исцелится полностью. Он покачал головой и ответил, что как Спаситель в терновом венце страдал, так и ему пришло время пострадать и умереть. «За три дня будешь знать, когда я умру», — сказал старец. За три дня до этого я читала молебен Божией Матери, прося о выздоровлении старца. Ночью мне приснилась Пресвятая Богородица и сказала, что через три дня придёт и полностью исцелит старца. Проснувшись, я обо всём ему рассказала. Он с грустью посмотрел на меня и только попросил, чтобы ночью я не спала и говорила с ним. Я изо всех сил старалась не заснуть, но всё‑таки заснула. Не знаю, как долго я спала, но, когда проснулась, увидела, что старец не спит. «Ты же обещала, что не заснёшь», — упрекнул он меня. Мне стало стыдно. Было четыре часа ночи, когда он позвал: «Матушка, матушка…», а потом: «Сестра, сестра…» Я подошла: слёзы катились у него из глаз. Я поклонилась, и он благословил меня. Благословил и перекрестил Грузию на все четыре стороны, с любовью оглянулся вокруг и стал молиться, глядя на икону Николая Чудотворца. На следующий день, когда стемнело, приехали владыка Даниил и духовник Самтаврийского монастыря отец Михаил. Владыка прочитал Канон на исход души. Старец улыбнулся — и спокойно отошёл.

Это было невероятно, но его смерть не оставила в душе ни тяжести, ни горя, а только необыкновенную радость и лёгкость.

По благословению владыки Димитрия (Шиолашвили) и моего духовника Василия (Киквадзе), я в 1994 году приехала в Самтаврийский монастырь. Там жила моя подруга Мариам. Она подвела меня к башне и тихо сказала: «Здесь живёт прозорливый старец». «Наверное, она в прелести», — подумала я. Через несколько дней одна из монахинь, матушка Параскева, привела меня к отцу Гавриилу (в это время он не выходил из кельи из‑за перелома ноги). Я очень волновалась перед встречей с ним, а увидев его, вдруг поняла, что он всё знает, всё видит и мне не надо ничего объяснять. Некоторое время все сидели молча. Тишину нарушила матушка Параскева, спросив обо мне: «Она останется в монастыре?» Старец строго сказал: «Подойди и встань на колени».

Я быстро сделала то, что сказал старец, и, взглянув на него, застыла, потрясённая: от старца исходило сияние. Он спросил: «Хочешь быть монахиней?» Я с трудом ответила: «Нет». Я никогда всерьёз не думала о монашестве, хотя мне всегда нравилась монашеская жизнь. Отец Гавриил с горечью покачал головой и сказал: «Земля наполовину стала адом, весь мир горит…» Эти слова запомнились мне навсегда. Матушка Параскева повторила свой вопрос. Старец Гавриил долго смотрел на меня, а потом сказал: «Не всегда надо человеку заранее знать о том, что с ним случится».