— Блаженный Кунта-Хаджи,[28] напутствуй нашего нового брата…

Тот кивнул, вышел вперед.

— Юноша, — начал он по-русски с сильным акцентом. — Помни, что Всевышнему угодно, дабы ты проводил свое время в добрых делах, таких, как ремонт дорог и мостов, очищение и обустройство родников, выращивание деревьев вдоль дорог, строительство мечетей. Но есть враг, против которого не только можно, но и должно обнажать оружие, оставляя в покое четки. Путь твой будет тяжек, о юноша, но с помощью Всемилостивого и Всеблагого ты осилишь его. Помни же, что к истине ведут много дорог, но лишь бы они сходились в главном.

С этими словами он благословил Сашку и отступил во тьму…

Следующими оказались трое бритоголовых людей, двое из которых были закутаны в шафранные тоги, а третий был абсолютно наг. Они говорили на смутно понятном языке, про который Сашка решил, что это — санскрит. Ритуал повторился вновь, разве что на прощанье один из тех, кто был в тогах, мазнул Сашку по лбу краской.

У Сашки уже кружилась голова, а внутри ощущалась какая-то непонятная пустота. Болел каждый мускул, каждый нерв, каждая клеточка… Вауыгрр мелко подрагивал. А испытание еще не окончилось…

Снова вспышка факелов в темноте. Перед человеком и волком снова стоят трое — монах-синтоист и двое самураев при мечах.

— Киедай ва каре га тащиагате кибо суру уева идаина вакомоно доро но каши га ару ка до ка?[29]

— Риппана![30] — гаркнули оба самурая в унисон.

— Во имя пресветлой богини Канон, ронин, ответь мне: отвергаешь ли ты искушения ада?

— Хай! Да! — Сашка резко поклонился, держа руки по швам.

— Ответь же мне, ронин: отказываешься ли ты от мира и его благ ради великого дела и победы?

— Хай! — Сашка снова поклонился.

— Ступай же по избранному тобой пути, воин, и пусть смерть, которая ждет тебя в его конце, будет тебе благой вестью!

На негнущихся ногах Сашка шагнул вперед. Он чувствовал себя так, словно пробежал километров двести с дополнительной нагрузкой…

Факелы высветили странную фигуру. Перед охотниками стоял шаман в потертой замшевой малице, расшитой цветным узором, свисающими хвостиками животных и птичьими перьями, с большим бубном в руках. Он ударил в свой бубен и закружился вокруг Сашки и Вауыгрра, раскачиваясь, подскакивая и приседая. Затем тщательно обнюхал человека и волка.

— Ты не поддашься на обманы Нга?[31] — прокаркал он.

— Нет, — ответил Сашка.

— Ты выйдешь на охоту за духами и их прислужниками и станешь гнать их, как гонит волк отбившегося оленя?

— Да!

«Да!»

— Волею Нума[32] ты — человек, брат волка — иди, и пусть злые бегут твоей тропы!

«Может быть, уже все?»

«Хорошо бы…»

Но это было еще не все…

Снова оглушительная вспышка факелов. Теперь перед ними стоял маленький сморщенный человечек в уборе из птичьих перьев. В руках у него были копье с простым обожженным наконечником и какая-то погремушка. Он тоже заскакал вокруг человека и волка, размахивая копьем и завывая. Внезапно Сашка понял, что должен ответить «да», и молча кивнул. Человечек в перьях заскакал еще шибче и снова завыл. Сашка опять кивнул. Тот радостно ткнул копьем в направлении церкви и прокричал что-то, но смысл жеста был понятен. Человек и волк медленно пошли вперед…