– Ты действительно этого хочешь? – спросила Джанин.

Я кивнула.

Она пожала плечами и нажала кнопку, потом откинулась на спинку дивана, когда устройство тихонько зашипело. Несколько секунд прошло в тишине, затем Джанин посмотрела на дисплей и включила быструю перемотку. Снова нажала воспроизведение – но опять последовала тишина. Озадаченность на лице Джанин сменилась тревогой, потом смятением. Она нажимала кнопки, выкручивала звук, проверяла заряд аккумулятора. Диктофон молчал.

– Что ж, Джанин, было приятно поговорить с тобой по душам спустя столько времени, – сказала я, улыбнулась и встала. – Думаю, рискну и позволю судьбе, а не тебе решать, что будет со мной дальше.

– Что ты сделала? – прорычала Джанин и медленно поднялась на ноги, но ее колени неожиданно подломились, и она рухнула обратно на диван. Собравшись с силами, снова попыталась встать, но безуспешно. Я медленно направилась к ней, пока она старалась понять, что происходит с ее телом.

– Похоже, подействовало растолченное снотворное, что я добавила в кексы, – начала я. Она смотрела на меня озадаченно, потом ее увядшее лицо выразило тревогу.

– Они вовсе не магазинные, – продолжила я. – Давай-ка я сначала заберу вот это. – Выхватила диктофон из ее ослабевших рук и сунула в карман. – А теперь уладим некоторые недоразумения, ладно? – Достала из сумки кожаные водительские перчатки, которые Тони оставил в гараже у нас дома. – У тебя с моим мужем не будет никакого счастливого будущего. Тебе никогда не удастся разоблачить меня, рассказав, что я сделала с кем бы то ни было. Ты никогда не поймешь, почему я делаю это и каково бывает слышать последний вздох человека, потому что у тебя отсутствует способность ощущать мир так, как его ощущаю я. Ты не ценишь хрупкость человеческой жизни, как ценю ее я. Никогда не узнаешь красоту смерти, равную красоте рождения, и того, что первый и последний вздох, по сути, одно и то же. Ты ничего этого не знаешь, потому что не помогаешь людям. А я помогаю. Спасаю от них самих.

Я медленно натянула перчатки и снова пошарила в сумке, пока не нашла то, что искала.

– Когда человек делает последний вздох, все в его жизни заканчивается: все успехи, все неудачи, всё, что радовало или огорчало его. Оно больше не имеет смысла, ибо все мы равны. Добрый или злой, святой или грешник, ты или я, – когда-нибудь мы все окажемся в одну цену. Мне повезло, что меня много раз просили быть единственной, кто сможет услышать этот звук. И хотя ты не просила меня об этом напрямую, я могу предположить, что ты не будешь возражать, если я останусь рядом с тобой и услышу твой последний вздох.

Лицо Джанин побледнело от страха. Снотворное отняло ее физические силы, взгляд затуманивался. Но она еще могла бояться. Прежде чем она сумела выговорить хоть слово или поднять руку, защищаясь, я взмахнула молотком и ударила ее по горлу.

Первый удар оставил вмятину размером с десятипенсовую монету, но соприкосновение металла с кожей и хрящом звучало скорее как тихий стук, чем как хруст, который я ожидала услышать. Глаза Джанин сделались размером с блюдца, когда нервная система послала в мозг сигнал боли. Снотворное повлияло на координацию, так что, когда она попыталась прикрыть шею ладонями, руки бессильно повисли по бокам. Джанин пыталась втянуть воздух раздавленной гортанью и медленно задыхалась.