Тут вдруг выясняется, что милейшие белые люди освободили их совсем недавно, в прошлом веке, и теперь ещё рассказывают об этом в качестве сверхубедительной самопрезентации.

Всё это кошмарное самодовольство казалось бы смешным, но от него всего один шаг до военных походов на, скажем, Сирию. Оттого что: почему бы и нет? Эти мрачные сирийцы не нравятся героям, которых играет Клуни, разве вам не ясно?

В мире больше не осталось истории, один масс-культ — ладно бы свой у каждого: нет, общий на всех, и глянцевый редактор — пророк его. Старого Бога тоже нет, его придумал какой-то невротик вроде Достоевского. Нет китайцев, нет японцев, нет индийцев. Индейцев тоже нет, и то, что им совсем недавно разрешили быть в вестернах «хорошими», вовсе не отменяет того факта, что в фильмах про американскую и мексиканскую мафию они по-прежнему такое же кровожадное зверьё, как их предки, мешавшие ковбоям скакать на их лошадках.

Россия есть только в той степени, в которой она способна собезьянничать Штаты. А в общем и целом в мире не только есть — но и была! — одна американская демократия: она летит к свету, освобождая всё на своём пути.

После Второй мировой войны нам постепенно нарисовали комикс про мировую историю: «Краткое содержание предыдущих серий; сейчас наконец будет Клуни в роли адвоката». Главное, теперь никому не рассказывать, что, в сущности, на фоне толщи столетий за спиной этот десятистраничный комикс более всего напоминает ту самую пресловутую «статистическую погрешность».

Попавшие внутрь этой погрешности стремятся залить бетоном и мрамором шаткую поверхность под собой («Кто против нас с Клуни?») и объявить имеющиеся у них в наличии промежуточные итоги — окончательными.

Увидели плохого гэбиста в двух фильмах — и уже докладывают нам, что это прогресс. А если вдруг появится хороший гэбист — это, значит, движение вспять.

Гражданин редактор предпочёл не заметить, что сейчас положительных гэбистов в русском кино едва ли не больше, чем плохих, вот и Штирлиц вернулся; даже на означенном маленьком фронте ни о каком поступательном движении говорить не приходится.

Скажете, у нас идёт реставрация? Наверное. Но вы не задумывались над тем, что Реставрация и Возрождение означают по сути одно и то же?

Мы вовсе не ведём к тому, что гэбисты — хорошо, а всякие сообщества — плохо. Речь всего лишь о том, что мировая история видоизменяется и раскачивается неустанно, она — живой организм, и чем она себя лечит, и чем она себя губит — решить крайне сложно.

Может демократия морочить целую страну, как банальная простуда. Может всё той же стране тоталитаризм сломать позвоночник. А бывает, что демократия надламывает позвоночник так, что деспотия на этом фоне кажется простудой.

Империя инков существовала половину тысячелетия и думала, что она навсегда. Австро-Венгрия была самой крупной страной Европы и считала себя центром мира — сейчас большинство населения Земли даже не помнит про такую страну. В СССР никто и предположить не мог, что Колчак станет красивым, как Хабенский. Теперь вот прибежали злые дети из «Макдональдса», рассказывают нам, как на прошлой неделе они освободили женщин. Но на месте Байконура растёт трава, и на месте Голливуда вырастет трава. «Весь мир — трава», как мог бы сказать Боб Марли.