Лиля в Сумраке выглядела уже не как цыганская колдунья, а как типичная Светлая целительница очень высокого ранга: длинное, до пят, белое платье, неяркое свечение, испускаемое кожей; мериклэ превратились в надетый на шею венок из луговых трав и цветов, браслеты – в переплетающиеся на предплечьях и запястьях вьюнки. Но магия ее по-прежнему была цыганской, несколько отличной от той, что раньше доводилось видеть Евгению. Разведя руки в стороны, будто готовясь обнять надвигающуюся тень, низким, глубоким голосом она произнесла так, будто потребовала что-то:
– Пхэн, кон ту![1]
Сумрак завибрировал – не то от ускорившегося ритма, исторгаемого бубном, не то от слов произнесенного цыганского заклинания. Глухой, тягучий скрип прошел по сумеречной тайге, гнулись дугой, искривлялись, завязывались узлами исполинские стволы вековых кедров и сосен с рыжей, высохшей хвоей – казалось, окружающий поляну лес пустился в пляс. Потом что-то лопнуло, и из раздираемой в клочья холодной тени, с треском и вспухающими смрадными облачками, похожими на споры грибов-дождевиков, на ходу начал проявляться силуэт. Тридцать пять метров, тридцать, двадцать пять… Не дожидаясь, пока существо окончательно вылупится из скрывавшего его сумеречного кокона, с нескольких сторон ударили Иные – Лихарев, Качашкин, Кукин, Светлый маг, приводивший статистику на совещании, безымянный Темный колдун, который в прошлый раз выплеснул из пузырька кровь, и даже Харламов умудрился дотянуться до незваного гостя кончиком своего искрящегося кнута. Тщетно. Заклятия прошивали существо насквозь, не причиняя видимого вреда. Впрочем…
Угорь, стоящий немного позади белоснежной целительницы и медведеподобного шамана, из-за своей ускоренности успевал заметить и рассмотреть многое. К примеру, седые волосы неваляшки. Его искаженное мукой лицо. Беззвучно шевелящиеся губы. Истерзанное обнаженное тело. Наполненные решимостью глаза. Ниже бедер ног у того не было – было два буруна, два бешеных водоворота, воронки, закрученные по направлению движения. Брызги летели во все стороны, яростная вода щедро плескала наружу, но тут же поглощалась Сумраком и по бокам, и позади существа, не оставляя на земле, усыпанной хвоей, ни луж, ни мокрых пятен. Создавалось впечатление, что неваляшка скользит, будто на водных лыжах, преодолевая сопротивление воды, взбивая, закручивая ее и увлекая за собой. Больше всего буруны напоминали вращающиеся гусеницы трактора, а положение тела неваляшки вызывало в памяти изображения несущихся римских колесниц со стоящими между колесами воинами. Гематомы и потеки крови на обнаженном торсе наводили на мысль, что некоторые магические средства все же достигли цели.
Угорь четко отследил момент, когда существо определилось с выбором очередной пары. Увидеть – увидел, а поделать ничего не успел. Из водоворотов выкинулись влево и вправо два гибких мускулистых тела, вытянулись вверх на неимоверную длину, раскрыли гигантские пасти. Не то две анаконды, не то два водяных дракона – они сверху обрушились на Светлого мага и безымянного Темного колдуна. Оба Иных в мгновение ока исчезли в разверзнутых ртах чудовищ. Вскрикнула Лиля, отшатнулся с пути неваляшки Евгений. Огромные змеи втянулись в водовороты, и «колесница» стремительно исчезла за деревьями на противоположной стороне поляны.