Над нами из амбразуры остекленевшей конструкции торчал изогнутый книзу пучок оборванных проводов толщиной в руку. Дальше из-за плоской стены блока виднелся дугообразный фасад большого здания. В глубине улица расходилась на три стороны: две ветви шли вверх, третьей был тоннель, обращённый к нам огромным светящимся устьем. Внутри он суживался, как конусообразная, закрученная в виток раковина.

Арсеньев некоторое время смотрел на индикатор, потом взял у Райнера индукционный аппарат, перевесил его через плечо и вызвал нас. Мы собрались возле него. Последним подошёл Солтык: он долго стоял у машины, пытаясь направить свет фар вглубь винтового тоннеля.

— Нам понадобятся инструменты, — сказал Арсеньев.

Как только мы вышли из машины, наушники наполнились мелкими, надоедливыми потрескиваниями; и чтобы лучше слышать друг друга, мы должны были сближать шлемы.

— Нам нужен кран с клещами, ломы и заряды фульгурита, — продолжал астроном.

Он оглядел нас поочерёдно, потом решил:

— Смит останется со мной, а вы возвращайтесь на ракету. Посылаю вас обоих, потому что Осватич ещё лежит, а Лао Цзу чувствует себя лишь немногим лучше. — Он взглянул на часы. — Дорога туда и обратно должна занять не более трёх часов, включая время, нужное для погрузки материалов.

— Ехать сейчас же? — спросил Солтык, делая шаг к машине.

— Да.

Инженер сел первым, за ним влез Райнер. Двигатель зашумел, и машина двинулась, слегка покачиваюсь. Мы следили за ней глазами: она скрылась за поворотом, и некоторое время ещё слышался громкий рокот двигателя, очевидно, машина пробивалась через кучу песка или щебня, — потом всё утихло, только высоко над нами свистел ветер.

— Профессор... — сказал я. Он не услышал. Мелкие, частые потрескивания раздавались в наушниках всё время, словно на натянутую плёнку тонкой струйкой сыпался мак.

— Профессор, — повторил я громче, — где... они?

Он понял, подошёл ко мне. Окошко его шлема было в тени, и каска с торчащими сетками радароскопов, к виду которой мы уже привыкли, сейчас вдруг поразила меня. Мелькнула безумная мысль: «Действительно ли это Арсеньев, мой товарищ, человек?..» Но в следующее мгновение я увидел за стеклом шлема его ясные, светлые глаза.

— Они исчезли, — сказал он.

— Как? Каким образом? Все?..

— Этого я не знаю. Больше ни о чём не спрашивайте сейчас. Индукционный аппарат показывает, что где-то недалеко проходят подземные кабели...

— Поэтому мы остались здесь?

— Да, я ищу главный силовой кабель. Быть может, нам удастся добраться до места, откуда всё началось...

Помолчав, астроном добавил:

— Сейчас мы должны разойтись. Каждый отойдёт на четыреста шагов и по спиральной линии вернётся на то место, где мы сейчас стоим, всё время стараясь обнаружить акустическое эхо. Кто найдёт его первым, даст другому знать красными ракетами. На радиосвязь полагаться нельзя. Всё ясно?

— Да.

Он повернулся и двинулся крупными, лёгкими шагами. Я постоял ещё секунду, потом взглянул на гирокомпас и направился в противоположную сторону.

Свой радиоаппарат я выключил. Сапоги гулко стучали по каменным плитам. Эхо шагов раздавалось в пустоте с удвоенной силой. Приближаясь к стенам, сверкающим холодным блеском, я видел свою неясную тень на мостовой. Я шёл, как мне приказал Арсеньев, двигая в обе стороны устьем аппарата, и считал шаги. Отсчитав четыреста, повернул обратно. Пока мне не удалось ничего обнаружить. Красный глазок внутри шлема — указатель радиоактивности светился слабо, что говорило лишь о незначительных следах излучения, но его свет усиливался, когда я приближался к стенам. Я поднял голову. Там, выше, стены резко обрывались под чёрным как смоль небом. Я шёл ещё с минуту, когда вдруг услышал за собой шаги.