А другая большая радость: Раю, Фросю и меня приняли в комсомол. Знаешь, до чего было здорово! Как в настоящем райкоме. Стол застелили красной материей. Красный цвет – мой самый любимый, потому что это наш цвет, боевой.
Кто-то спросил: «Это те самые девочки, которые спрятались в лесу, чтобы их не отправили на самолете?»
Уж теперь, думаю, нас с Фросей не отправят: мы теперь – комсомол.
Сейчас я ни Фроси, ни Раи не вижу. Меня перевели в 21-ю бригаду. Командира ты хорошо знаешь, и я тоже. Это капитан Ахременков. Его бригаде нужны были разведчики, и решили, что я пригожусь.
Здесь я не только хожу в разведку, я помогала минировать шоссе. На наших минах подорвались четыре немецкие машины. Так им и надо! Пусть не ездят по нашей земле.
В 21-й бригаде люди тоже очень хорошие и смелые. Но уж очень я привыкла к Фросе и Рае, все скучаю без них. Один раз встретила Раю и Фросю в лесу: они пошли вправо, а мне надо было идти влево. Иду и реву, иду и реву…
И по тебе, Миша, тоже скучаю.
Помнишь, как мы договорились: когда война кончится, ты приедешь к нам в Ленинград. Я тогда тебе покажу свой карандашик. Я его не потеряла и тебя не забыла. И ты не забывай боевых друзей.
А вернуться из госпиталя сюда, в штаб, ты, пожалуй, уже не успеешь: воевать осталось недолго. Скоро наши партизанские бригады соединятся с Красной Армией.
Победа будет наша. Как я жду этот день, как жду…»
На тычке плетня была надета крынка с отбитым краешком.
– Видишь крынку? – Лара повернулась к девушке, которая шла с ней рядом. – Это наш условный сигнал. Значит, в деревне спокойно, можно зайти отдохнуть с дороги, погреться. Здесь, в Игнатове, есть у нас такой дом.
Мальчик лет девяти гонял по улице жестянку. Но видно было, что он делает это без всякой охоты, просто чтоб не замерзнуть.
– Сторожишь? – поравнявшись с мальчиком, сказала Лара. – Значит, у вас гости. Верно я говорю?
Мальчик неопределенно пожал плечами: он не знал Лариной спутницы – коренастой, румяной девушки в клетчатом платке.
– Моя новая боевая подруга Валя, – представила ее девочка. – Беги, скажи матери, что идут свои.
И мальчишка со всех ног помчался домой.
В избе оказались два молодых партизана с автоматами. Они назвали свои имена: Геннадий и Николай. Поздоровавшись с девочками, они снова сели на лавку, не снимая с себя автоматы.
Хозяйка хлопотала у печки. За ней хвостом ходила девочка-малышка, цепко держась за материнский подол.
У всех оживились лица, когда хозяйка вынула из печки и поставила на стол сковородку с запеченной, заправленной молоком картошкой.
– Мамка! А я? – простонал топтавшийся на пороге мальчик. – Мне опять сторожить?
– Ладно. Садись и ты. Немцы вчера были, сегодня небось не заглянут.
Мальчик уселся рядом с Геннадием, с восхищением глядя на его автомат.
– Ну прямо пирог! – усердно хвалила угощение голодная Валя. – Вот мы и встретили праздник. Ведь сегодня уже четвертое ноября.
– Я не согласен, – улыбнулся Геннадий, – еще три дня до праздника. А наши войска так близко, что, я надеюсь, мы встретим праздник вместе.
– Что вы сказали? – встрепенулась Лара. – Уже? Через три дня?!