Примерно через час немцы снова атаковали. Теперь впереди двигался тяжелый танк, поблескивая широкими гусеницами. Захлопали бронебойки. Пули со скрежетом отлетали от лобовой брони «тигра». Ударили противотанковые пушки. Но и они вскоре перенесли свой огонь на другие цели. И тут Маргелов увидел, как из окопа выскочил человек в вылинявшей гимнастерке и метнулся к подбитому танку, о котором они час назад разговаривали со старшим лейтенантом Ежковым. И солдат, метнувшийся к танку, был похож на ротного.

Длинный ствол с набалдашником пламегасителя вздрогнул и начал медленно вращаться вначале в одну сторону, потом остановился и, уже быстрее, пошел в другую, навстречу наползающему «тигру».

Неужели выстрелит, подумал Маргелов, и сердце его заколотилось. Как хотелось бы ему сейчас помочь старшему лейтенанту, хотя бы подавать ему снаряды!

«Тигр» остановился, с короткой остановки выстрелил. И Маргелов увидел, как взрывом фугасного снаряда подбросило одну из «сорокапяток», разбросало, как снопы, расчет. Вот тебе и артиллерийское усиление. Сейчас обнаружит второе орудие и вторым же снарядом накроет и его. Но дернулся ствол подбитого Т-ІѴ, струя огня почти в упор ударила в корму «тигра», и тотчас люки его открылись и горохом посыпались на землю черные фигурки экипажа. Еще один снаряд ударил в боковую броню «тигра». Из люков начало вытягивать черный дым.

— Вот тебе и Ежков! — почти вскрикнул Маргелов.

В минуты боя, когда его подчиненные, его боевые товарищи дрались в окопах первой линии, Маргелову было трудно удержать себя от желания немедленно ринуться туда, в дымную траншею, и там уже на месте руководить боем. Но теперь на нем лежала ответственность не только за западную окраину Степановки, не только за контроль над большаком, разрезавшим деревню надвое, а за правильные действия всей дивизии.

И все же рота старшего лейтенанта Ежкова и то, что происходило на ее участке, притягивали его внимание больше всего. Надо было перебираться в другой батальон, узнать, как там дела, в чем гвардейцы нуждаются и чем помочь им, но он не мог оторвать бинокля от глаз.

Вот из люка подбитого Т-ГѴ зеленым линялым кузнечиком выпрыгнул тот, кто только что несколькими точными выстрелами в упор поджег «тигр», спрыгнул в воронку, замер. Ранен? Убит? Или ждет? Еще один немецкий танк наползает на позиции роты. Он часто останавливается и стреляет по окопам бронебойщиков. Пехота, сопровождавшая его, уже отсечена пулеметным и ружейным огнем гвардейцев. Немец остался без прикрытия, он осторожен и нетороплив. Похоже, готов в любой момент дать заднюю скорость, но по-прежнему движется вперед. Выбирает цели и стреляет, стреляет, стреляет… Второе орудие замолчало. Похоже, и его накрыло танковым снарядом. У «сорокапятки» и ее расчета на фронте век недолгий. Не зря бойцы-артиллеристы называют свою пушчонку «Прощай, Родина!».

Вот линялый кузнечик шевельнулся. Живой! Переполз на другой край воронки. «Ты все делаешь правильно, дорогой ты мой старший лейтенант, — с теплотой и благодарностью подумал о зеленом линялом кузнечике полковник Маргелов. — Ты только голову сильно не высовывай». Танк будто почувствовал близкую опасность, которая затаилась где-то в воронках, и начал расчищать себе путь короткими очередями курсового пулемета. Когда стальная громадина, натужно выпуская струи выхлопных газов, выползла к воронкам, Ежков привстал, взмахнул рукой, и противотанковая граната, кувыркаясь, полетела под гусеницу. Взрыв! Танк резко развернуло, правая гусеница, поднимая пыль, начала стремительно слетать с катков. Всё. Теперь его добьют бронебойщики. Он, развернутый боком, неподвижный, стал отличной мишенью для истребителей танков. И тут же вся рота, почти залпом, обрушила свой огонь на обездвиженный танк.