— Нечего у нас прибивать, все в исправности.
— Для тебя в исправности, а для меня нет.
— Вот ты и прибивай, раз так.
— А ты для чего?
— Для того самого.
— Не будет тебе больше "того самого", пока своим хозяйством не займешься.
— Залихостилась. — Никита бросил ложку. — Муж людям помог, а жена от этого покой потеряла. Ну и человек!
Он вышел на крыльцо.
Через несколько минут к нему подошел тракторист Свистунов. Закурили. Сели в палисаднике на мураву.
— Как здоровье? — поинтересовался тракторист.
— В норме. Обижаться не приходится, — ответил Моторин.
Помолчали.
— Я гараж для мынцыклета строю, — заговорил Свистунов. — Ты мне не поможешь? Батюня вчера согласился помочь, а нынче чего-то приболел… А у одного плохо двигается дело… По окончании работ за мной великий магарыч…
Никита вспомнил про упреки Анисьи, помедлил с ответом, потом сказал:
— Конешно, помогу. Надо — значит, надо. Пошли.
С гаражом возились четыре вечера. Все это время Анисья молчала, будто не знала, где пропадал ее муж. А после магарыча не выдержала:
— Наградил господь муженьком. Дом скоро ему на голову обрушится, а он и в ус не дует. Чужим все строит, а для себя не заставишь.
— Не ври. У нас все чин чинарем, никаких обвалов не предвидится.
— А ты обвала ждешь? Когда нас придавит, тогда поздно будет.
Никита остановился на крыльце.
— Знаешь что, девка? У нас в семье кроме меня есть мущина, вот к нему и обращайся насчет мелкого ремонта. А я по мелочам не работаю. Меня только по крупным делам можно тревожить. И не жужжи больше. Не жужжи, стара беда, а то разозлюсь!
Глава одиннадцатая
Никита искал в палисаднике черную хохлатку. Наказание господнее с этими курами, честное слово. Утром заманишь их в сенцы, перещупаешь всех, насчитаешь: с яйцами столько, выпустишь, а вечером из гнезд вынешь яиц меньше. Двух кур Никита выследил, нашел у них гнезда на початом штабеле торфа за погребом. А вот за черной хохлаткой никак не уследит. Стоит отвернуться, замешкаться, а ее след простыл. Через несколько минут уже кудахчет в репейнике — снеслась. Никита весь репейник облазил, но гнезда так и не нашел. Сегодня тоже прозевал. Собрался закурить, а спичек в кармане не оказалось. Пока ходил в дом за спичками, хохлатка исчезла. Все куры в палисаднике, а ее нет. Знамо дело, несется где-нибудь.
Раздалось кудахтанье. Из-за угла амбара вышла черная курица, остановилась у сковородки с водой и начала пить. Моторин сцепил за спиной пальцы рук, усмехнулся:
— Вот она. Заморилась, никак не отопьется… Эх ты, шалопутная! От кого яйца свои прячешь? От хозяев! Которые тебя с детства поят-кормят. Думаешь, мне не надоело за тобой таскаться? Надоело. Не доведет тебя жадность до хорошего. Я вот гляжу-гляжу, а потом пымаю, возьму топор да ка-ак стебану по дурной башке и — в суп! Узнаешь тогда, как хреновничать…
Курица продолжала пить, не обращая внимания на хозяина. Где же она снеслась? Вышла из-за угла амбара. Так-так… Моторин зашел за этот угол, постоял, прилег на траву, глянул под амбар. Там куриные перья, помет… А дальше видны соломинки, тряпки… Неужели под амбаром несется? Под него не подлезешь. Кпк же проверить? Никкита взял и сенцах гвоздодер, пошел в амбар, отодрал одну половицу, другую и радостно потер ладони. Яйца крупные, чистые… Он положил их в решето, нашел в корзине два болтыша. Это на подкладыши, чтобы хохлатка не оставила свое гнездо.