"И все они, как один, хотят иметь нового конституционного монарха… Хм! В лице великого князя Николая Николаевича. Ну-ну".
Прочитав до конца, я передал бумагу Пашутину. Тот быстро пробежал глазами строки, осуждающе покрутил головой, но, так и не сказав ни слова, отдал ее полковнику. Тот аккуратно спрятал ее в папку, затем только спросил: — Что вы на это скажете, господа?
— Подобное отношение к таким срочным и неотложным вопросам мне и хотелось бы исправить, Александр Павлович, — ответил я ему.
Мартынов снова окинул меня настороженно-внимательным взглядом, потом, не отводя глаз, спросил: — Почему именно сейчас, Сергей Александрович?! Почему не два года тому назад, когда я подавал докладную записку на высочайшее имя?!
— Видно время пришло, Александр Павлович. Ты, Миша, тоже поедешь завтра с нами.
— Я-то там зачем?, — с явным удивлением спросил меня Пашутин. — Идите с Мартыновым. Он в этом деле дока!
— Ты нужен, Миша.
После нескольких секунд раздумья на лице Пашутина появилась хитрая улыбочка.
— Неужели меня освободят от курсов?!
— Вполне возможно, господин подполковник.
— Радость-то, какая! Вот за это, господа, не грех и выпить!
Назавтра, все втроем, мы предстали перед императором. Мартынов, так до конца и не поверивший моим словам, был в легком изумлении, когда нас без излишних проволочек проводили в кабинет государя. Император, если и удивился приходу трех человек, то никак не дал это понять. После официального представления, царь поинтересовался делами у обоих офицеров, после чего попросил начальника московской охранки обрисовать политическую обстановку в Москве, что тот и сделал, затем разговор перешел на докладную записку, а затем плавно перешел к обсуждению возможной реорганизации МВД и отдельного корпуса жандармов. Император не только задавал дельные вопросы, но и умело поддерживал беседу. Разговор был долгий и закончился поздно, в тот самый момент, когда настенные часы стали отбивать одиннадцать часов вечера. Итогом беседы стало нахмуренное лицо императора и слова: — Значит, вот как у нас в Российской империи обстоят дела.
Николай II встал. Мы, все трое, вскочили со своих мест. Обойдя стол, император подошел и сказал:
— Господа, благодарю вас всех за службу! Не скрою, что услышал от вас многое такое, чего мне неприятно было слышать. Все сказанное вами, господа офицеры, будет проверено и доложено лично мне. Полковник Мартынов, вы упомянули в разговоре, что отсылали записки о переустройстве министерства внутренних дел и корпуса жандармерии на рассмотрение. Вы не смогли бы снова прислать мне ваши записи?
— Будет сделано, ваше императорское величество, но только я попаду в Москву не ранее пятницы. За субботу и воскресение у меня будет время их подправить, а в понедельник с утра вышлю их вам специальным курьером.
— Больше не смею вас задерживать, господа. А вас, Сергей Александрович, на несколько минут попрошу остаться.
Как только за ними закрылась дверь, император сказал: — Полковника Мартынова я немного знаю. Слышал о нем как о дельном, думающем офицере. Странно, но вы вчера не упомянули о нем.