Время. Она не знала времени, однако проходили Эпохи. Звук раздавался внутри нее, звук, который и был ею. Ту-тук. Тот же звук, тот же ритм. Ту-тук. И из другого места, ближе. Ту-тук. Другой. Ту-тук. Тот же звук, тот же стук. Нет, не другой. Они были одинаковы; они были едины. Ту-тук.
Вечность минула под этот мерный ритм, все существующее время. Она коснулась другой, той, которая была ею самой. Она могла чувствовать. Ту-тук. Она двигалась, она и та, другая, что была ею, они изгибались, руки и ноги сплетались, их разносило в стороны, но они всегда возвращались друг к другу. Ту-тук. Иногда появлялся во мраке свет; сумрак, недоступный зрению, но яркий для того, кто никогда не знал ничего, кроме тьмы. Ту-тук. Она открыла глаза, всмотрелась в глаза другой, которая была ею самой, потом, удовлетворенная, снова закрыла их. Ту-тук.
Внезапно случилась перемена, потрясшая ту, которая не знала никаких перемен. Давление. Ту-тук-ту-тук. Это успокаивающее биение стало быстрее. Конвульсивное сдавливание. Вновь. Еще раз. Становится сильнее. Ту-тук-ту-тук! Ту-тук-ту-тук!
Внезапно другая, что была ею, – исчезла. Она осталась одна. Она не знала страха, но она испугалась, и была одна. Ту-тук-ту-тук! Давление! Сильнее, чем прежде! Сдавливая ее, сминая ее. Если бы она знала, как кричать, если бы она знала, что такое крик, она бы вопила.
А потом свет, слепящий, и вокруг закружились образы. Она обрела вес; прежде она не ощущала никакого веса. Режущая боль в животе. Что-то щекотало ее ногу. Что-то щекотало спину. Поначалу она не поняла, что за крик рвется из нее. Она слабо задрыгала ногами, замахала руками, которые не знали, как двигаться. Ее подняли, положили на что-то мягкое, но тверже, чем она когда-либо раньше ощущала, не считая воспоминаний о другой, которая была ею, той, которая исчезла. Ту-тук. Ту-тук. Звук. Тот же звук, то же биение. Ее охватило одиночество, непонятное, но и удовлетворение тоже.
Медленно начала возвращаться память. Она приподняла голову и взглянула вверх, на лицо Эмис. Да, Эмис. Мокрое от пота и с усталыми глазами, но улыбающееся. И она была Илэйн; да, Илэйн Траканд. Но теперь в ней было еще что-то. Не похожее на узы Стража, но все же похожее. Слабее, но намного прекраснее. Медленно и неуверенно – шея дрожала – она повернула голову и увидела ту, которая была ею самой, лежащую рядом на груди Эмис. Увидела Авиенду: волосы той слиплись, лицо и тело блестело от пота. И она радостно улыбалась. Смеясь, плача, они обняли друг друга так крепко, словно не собирались никогда разжимать объятия.
– Это моя дочь Авиенда, – произнесла Эмис, – а это моя дочь Илэйн, рожденные в один день, в один час. Пусть они всегда оберегают друг друга, поддерживают друг друга, любят друг друга. – Она тихонько засмеялась, устало и ласково. – А теперь пусть кто-нибудь принесет нам одежду, пока я и мои новые дочери не замерзли насмерть!
В эту минуту Илэйн было все равно, замерзнет она насмерть или нет. В слезах, смеясь, она сжимала в объятиях Авиенду. Она обрела свою сестру. О Свет, она обрела сестру!