– Авиенда лежала в объятиях мужчины, которого я люблю. А я – нет; может, и никогда не буду, и мне остается только оплакивать свою судьбу.
– Илэйн любима Рандом ал’То... Рандом. У меня сердце разрывается от желания, чтобы он любил меня, но я не знаю, случится ли это когда-нибудь.
Илэйн вперила взгляд в непроницаемое лицо Авиенды. Та завидует ей из-за Ранда? Когда он избегает Илэйн Траканд, будто у нее чесотка? Дальше размышлять ей не дали.
– Ударь ее ладонью изо всей силы, – велела Тамела Авиенде, убрав свои руки с плеч девушки.
Виендре слегка сжала плечи Илэйн.
– Не защищайся.
Ни о чем таком их раньше не предупреждали! Наверняка Авиенда не станет...
Илэйн, сморгнув, оперлась на руки и приподнялась с ледяных плит пола. Осторожно ощупала щеку и поморщилась. Отпечаток ладони останется на весь день. Напрасно Авиенда ударила так сильно.
Все ждали, пока Илэйн вновь не опустится на колени, а потом Виендре наклонилась ближе.
– Ударь ее ладонью изо всей силы.
Ладно, она-то не собирается бить Авиенду по уху. Она-то вовсе не собирается... От полновесной пощечины Авиенда растянулась на полу, даже проскользила грудью по полу к самой Монаэлле. У Илэйн рука от удара горела так же, как собственная щека.
Авиенда приподнялась на руках, помотала головой, потом с трудом вновь заняла свое место. И Тамела сказала:
– Ударь ее другой рукой.
На этот раз Илэйн улетела по стылому полу к самым коленям Эмис. В голове звенело, горели обе щеки. И когда она снова встала на колени напротив Авиенды и Виендре велела ей ударить, Илэйн вложила в оплеуху весь вес своего тела, так что, когда Авиенда упала, чуть сама не свалилась на нее.
– Теперь вы можете уйти, – сказала Монаэлле.
Илэйн резко обернулась к Хранительнице Мудрости. Авиенда, еще не успевшая подняться, окаменела.
– Если хотите, – продолжала Монаэлле. – Мужчины обычно после этого уходят, а то и раньше. Да и многие женщины тоже. Но если вы по-прежнему любите друг друга и готовы продолжать, то обнимитесь.
Илэйн кинулась к Авиенде, и встречный порыв подруги едва не опрокинул ее. Девушки сжали друг друга в объятиях. Илэйн почувствовала, что из глаз у нее текут слезы, и поняла, что Авиенда тоже плачет.
– Мне очень жаль, – горячо зашептала Илэйн. – Прости, Авиенда.
– Прости меня, – шептала ей в ответ айилка. – Прости меня.
Монаэлле теперь стояла над ними.
– Каждая из вас еще узнает на себе гнев другой, вы будете говорить жестокие слова, но вы всегда будете помнить, что уже ударили ее. Ударили ее лишь потому, что вам велели так поступить. У вас тох друг к другу, тох, который вы не сможете заплатить и не станете и пытаться, поскольку каждая женщина – навсегда в долгу перед своей первой сестрой. Вы родитесь вновь.
Ощущение от саидар в комнате изменилось, но как именно, Илэйн не определила бы, даже явись у нее такая мысль. Свет померк, словно погасли все лампы. Прикосновение рук Авиенды перестало ощущаться. Звуки затихли. Последнее, что слышала Илэйн, был голос Монаэлле:
– Вы родитесь вновь.
Все исчезло. Она сама исчезла – будто перестала существовать.
Какой-то проблеск сознания. Она не думала ни о себе, ни о чем другом, просто что-то ощущала. Какой-то звук. Вокруг журчала жидкость. Приглушенное бульканье, неясный рокот. И ритмичные глухие удары. Это слышнее всего.