– Ну вот и прекрасно! Передайте, капитан Холин, в 1-ю роту, что через десять-пятнадцать минут я буду там. По крайней мере, сразу увижу все роты батальона, – полковник Плешков повернулся к вновь собравшимся всем офицерам вверенной ему школы, застывшим в ожидании начальственного решения. – Господа, завтра в 8 часов утра вся школа, в полном составе, выступит в го…

Договорить полковник не успел – дверь в собрание открылась, и в ней показался фельдфебель 1-й роты Витчик. Громким голосом он произнес ошеломившие всех слова:

– Господа офицеры, вы арестованы!

Дверь с грохотом закрылась, звучно щелкнул замок в мертвящей тишине – все собравшиеся в зале от неожиданности и оттого кошмарности прозвучавшего словно окаменели…

Тулун,

адъютант главнокомандующего

армиями Восточного фронта

полковник Вырыпаев

Щеку вначале обожгла боль, затем водопадом обрушилась вода, залив глаза и нос, попав в горло. Именно холодная влага и привела впавшего в беспамятство Василия Осиповича в чувство, полковник оглушительно чихнул и полностью очнулся.

С чуть освещенного лампадами киота на него укоризненно взирали иконописные лики святых, и Вырыпаев осознал, вспомнив, где он находится, – в той самой церкви, где отпевали генерала Каппеля. И подумал, что от всего пережитого в ледяном походе да перенесенного совсем недавно тифа ослабел, ведь тот коварная и зловредная болезнь, вот и сомлел от слабости, словно гимназистка в «интересном положении», а не боевой офицер российской императорской армии.

Но когда полковник перевел взгляд и увидел, что стоящий перед ним гроб действительно пуст, его сразу пробил самый настоящий, как пишут в книгах классики, цыганский пот, потек крупными каплями по лбу, моментально стало невыносимо жарко, он принялся широко разевать рот, как вытянутая из воды рыба.

– Да что с тобой, Вася? Вы чего меня в сей ящик уложили? Неужели решили, что в меня бес вселился?

Рядом раздался до боли знакомый голос, и он узрел присевшего рядом с ним на корточки генерала, обхватившего плечи руками. И чуть жалобно прозвучал его уставший тихий голос:

– Холодно мне, Вася… Ощущение такое, что внутри все в лед превратилось. И руки шевелятся, вроде выросли… Зябко мне…

Вырыпаева слова Каппеля вывели из ступора – обрывая крючки, он сорвал с плеч полушубок и накинул на генерала, одним движением нахлобучил на его голову свою папаху. И, прикоснувшись ладонью к щеке генерала, чуть не отдернул руку – щека была холодной, но не ледяной, как у мертвеца, что почти сорок часов пролежал на морозе, а просто сильно озябшего человека. Из носа шло теплое, действительно теплое дыхание.

– Да что тут происходит, ты скажешь, наконец?!

Резкий командный голос подействовал на рефлексы, вбитые годами военной службы. Полковник стал отвечать четко и по существу, однако до сих пор трясясь от пережитого потрясения.

– Умер ты позавчера, Владимир Оскарович, – Вырыпаев даже наедине редко обращался к старшему по возрасту другу и начальнику на «ты», только вот в такие минуты волнения. – В румынском эшелоне умер, от крупозного воспаления легких – доктор определил, да и я ни дыхания, ни сердцебиения не слышал. Кашлял ты сильно, кровь ртом шла. С мертвецами всю ночь в холодной теплушке лежал в гробу, потом весь день на санях везли, за Войцеховским. Здесь в Тулуне и простилась с вами армия. Вот в церкви батюшка тебя всю ночь отпевал, думали везти вас дальше в гробу до самого Забайкалья – солдаты себя в вашу память каппелевцами уже называют.