Штык-нож медленно скользил по кадыку, потянулась нитка крови.

– Мне показалось, или физиономия искомая? – едва слышно поинтересовалась Катрин.

– Не попорть! – с ужасом прошептал Варварин, выкручивая из пальцев немца пистолет.

– Я нежно, – Мезина с отнюдь не девичьей силой вздернула крепкого немца на ноги. – Пшел, урод!

Во дворе хлопнула дверца – кто-то возился возле бронетранспортера.

– Кать… – прошептал капитан.

– Возьму, – девушка бесшумно прыгнула вниз.

– Не напорись! – безнадежно взмолился Варварин, оттаскивая ошеломленного немца в выбитую дверь квартиры.

Протяжно застонал лежащий под стеной фриц.

– Женька! – отчаянным шепотом закричал капитан.

Женька упал рядом с раненым, зажал тому рот. Под ладонью оказалась какая-то влажная мешанина мяса и зубов. Убила Катька фрица. Немец кашлянул, бессмысленный от боли взгляд остановился на лице Землякова. Женька торопливо вырвал из кармана «вальтер», вжал в седой висок:

– Still! Willst du am Leben bleiben, sei still[67]!

Во взгляде немца вроде бы промелькнуло понимание и страх, но тут же глаза закатились. Обмяк, только дыхание влажно текло в ладонь, грело кровью. Притворяется? Вроде нет.

Женька ухватил фрица за ворот, поволок через лестничную площадку. Немец весил, должно быть, килограммов двести. Каблуки оглушительно скребли по разбитому кафелю. Женька стиснул зубы – автомат бил по боку, и от каждого толчка поднималась та дурная боль. Немец словно нарочно обвисал, из разбитого рта толчками выплескивала кровь, заливала ворот. На петлице три серебряных плевка и четыре полоски. Гауптштурмфюрер.

Снизу неуверенно зашаркали. Женька вскинул пистолет.

– Я те пальну! – издали зашипела начальница. Она подталкивала перед собой юного немца с непонимающим, ошеломленным лицом.

В квартире первый пленный уже стоял коленями на груде кирпича, Варварин одной рукой держал штурмбаннфюрера за волосы, другой упирал толстый кожух-ствол «ППШ» в затылок. Немец морщился от боли, но молчал.

– Подстрахуйте, – прошептал капитан.

Смотреть на командира было страшно. Левая часть капитанского лица была сплошь покрыта кровью, натекшей из глубокой раны у волос.

Катрин мягким, кошачьим движением уложила на пол молодого водителя, наступила ему на спину. Придерживая, принялась вязать руки штурмбаннфюреру. В несколько жестких движений кисти того оказались так стянуты за спиной, что эсэсовец зашипел.

– Скажи ему, чтоб помалкивал, – приказал капитан. – Или мы ему рот так заткнем, что…

– Bleiben Sie still. Man will mit Ihnen in Ruhe reden[68], – перевел Женька.

Немец едва заметно кивнул.

– Догадливый, – пробормотала Катрин, связывая руки мальчишке-водителю. – Точно наш клиент. С ума сойти, какие сюрпризы.

– Потом сойдешь, – капитана заметно качнуло. – Время, Кать, время!

– Три минуты перерыв. Тебя перевязать нужно, – отрезала подчиненная. – Жень, за своим фрицем присмотри.

Штурмбаннфюрер неподвижно стоял на коленях, склонив голову. Катрин торопливо бинтовала голову капитану, едва слышно материлась. Мальчишка-водитель лежал на боку. Слезы блестели на бледных щеках, рот заткнут огромной тряпкой. Женька возился со своим толстяком. Снял с раненого ремень с кобурой, кое-как связал руки за спиной. Гауптштурмфюрер булькал кровью, но оставался без сознания.