Время написания Чеховым своих пьес называется временем символизма в искусстве. В «Трех сестрах» у Чехова Москва – это тоже скорее символ воспоминания, детства, надежд и безнадежных чаяний.
26 мая к работе подключился Высоцкий. Приехал с бородой. Смеется, что отрастил ее специально для Лопахина, чтобы простили опоздание. Рассказывал про Мексику, Мадрид, Прадо, Эль Греко. Объездил полмира.
С Высоцким опять начинаем с начала. Опять в тексте открывается что-то новое. Например, когда Аня с возмущением и ужасом рассказывает Варе о парижской жизни – «Мама живет на пятом этаже», «Шарлотта всю дорогу говорит, представляет фокусы». И вдруг Аня срывается от усталости на крик, почти на истерику: «И зачем ты навязала мне Шарлотту!» Почти всю сцену Варя не слушает, она занимается делом, подбирает разбросанные вещи – подушки валяются на полу. Но когда Аня рассказывает, как у мамы было накурено и неуютно, – Варя стихает. Им обеим жалко Раневскую. Мама приехала несчастная. Они это понимают. Надежды никакой нет. «Дачу возле Ментоны она продала, у нее ничего не осталось». Лопахин, проходя, слышит эту фразу, шутливо блеет: «Ме-е-е» – мол, я спасу, я знаю способ, мол, это мой сюрприз, – Варя и Аня пугаются его. Реакции неадекватны, нервы обнажены. О жениховстве Лопахина говорится между прочим – об этом в доме говорят часто – это не новость. И вдруг Аня – на радостном крике – забыла сказать! – «А в Париже я на воздушном шаре летала!» И они обе закружились-закружились, взявшись за руки. Как в детстве.
Действие катится все стремительнее и стремительнее. Раневская пьет кофе как наркотик (точно так же – как наркотик – в «Эшелоне» Эфрос заставит девочку читать книжку), а тут еще некстати телеграммы из Парижа. Не выдерживает напряжения Аня – уходит, потом Варя. Конфликт между Раневской и Лопахиным завершается предложением денег. Бестактно! Хам! Одна трезвая фраза в этом ералаше – Шарлотты: на просьбу показать фокус она говорит, что в это время надо спать, а не заниматься бог знает чем!
Иногда сдерживаемое страдание вырывается криком: «Гриша! Мой мальчик!.. Гриша!.. Сын! Утонул! Для чего? Для чего?» – а это спрашивать надо очень конкретно: почему именно у меня такие беды? В первом акте почти у каждого персонажа от напряженного ожидания приезда и усталости есть сцены почти на истерике.
Паника Гаева. Сцена его с Варей и потом с Аней. Растерянность и паника. Растерянность детей – что делать? И паника взрослых – спасения все равно не будет.
Очень трудный кусок – монолог Раневской «о грехах». Здесь не нужно прикрываться маской беспечности. Слова истинные. На открытом нерве. Но монолог надо готовить уже с прихода из ресторана – раздраженно бросает Гаеву и Лопахину: «И зачем я поехала завтракать… Дрянной ваш ресторан с музыкой, скатерти пахнут мылом!» – ударение – мылом! Как будто вся беда в этом. Срываться на пустяках, а то, что ярославская бабушка пришлет только «десять-пятнадцать тысяч, и на том спасибо», – говорить легко, беспечно. Но даже Лопахин не выдерживает напряжения и тоже срывается на Гаеве, кричит ему: «Баба вы!»