— Отлично, так даже проще. Что делаем с китайскими бумагами?

— Договариваюсь на завтрашнее утро.

— Где это?

— Бордель «Шанхайская лилия», слышал про такой?

Почему я уже ничему не удивляюсь?

— Слышал. Мы оттуда Милланда увезли. Ты что, газет не читаешь?

— Черт, ну да же… — он поморщился. — Тебя там не узнают?

— Надеюсь, что нет. Но лучше бы в другом месте встречаться.

— В другом не получается, — Сингер развел руками. — Только вот так. Очки, что ли, надень или там усы наклей.

— Угу. Отпущу бороду, надену цилиндр и монокль.

— Хорошая идея.

— Кто хоть покупатели? Место ирландцы контролируют, похоже.

— Не знаю, но посредник там чинк.

— Если ирландцы, то надо задирать цену. Им не так сложно пустить облигации в оборот.

— Я думал об этом. — Сингер потянулся к бутылке бурбона и плеснул себе в стакан. — Будешь?

— Ты бы хоть на часы смотрел иногда.

— Желание выпить определяется потребностями организма, а не глупыми общественными правилами.

— Мой организм пока требует кофе и круассан. Можно два кофе и два круассана.

— Знаешь, чего я никак в тебе не пойму? — Сингер пригубил бурбон и облизнул губы. — Кто ты такой.

— В смысле?

— Ты не француз, давно уже не русский, да и не был им никогда, ты не американец и не англичанин, хотя иногда выглядишь как последний и даже как американец. У тебя даже акцент меняется.

— Ново-каирец, — я усмехнулся. — Местный продукт.

— Местные уже здесь родились или хотя бы выросли. А в каком возрасте ты сюда приехал?

— Это неважно, просто чувствую себя местным. А акценты… я в детстве ходил в театральный кружок. Но на самом деле, как ты заметил, предпочитаю французский сектор всем остальным. Хотя бы из-за кухни.

— Из-за кухни я и сам предпочитаю. В этом смысле американец во мне давно умер, причем скончался без всяких мучений.

— Не ври самому себе, — я показал пальцем на бурбон. — Пить это в такое время умеют только американцы. Он в тебе не умер, а только приболел слегка. Ладно, как договариваемся на завтра?

— Подъезжай сюда к половине десятого, поедем… тогда на моей машине поедем, незачем там на твоей мелькать.

Вообще-то мы там были на краденом «олдсе», но все же Сингер прав — именно своей машиной светить меньше всего надо.

В общем, на этом мы расстались. По пути домой я прикупил хорошего кофе и утренние газеты, и к тому времени, как Сюзет проснулась, в доме пахло варящимся мокка, а круассаны лежали на столе в соломенной корзинке.

— Хочешь кофе в постель? — крикнул я в спальню.

— Нет, обольюсь и крошек на простыни насыплю, — ответила оттуда Сюзет. — Сейчас приду.

Я снял сразу две кофеварки с плиты и быстро разлил крепкий кофе по чашкам. Потом взрезал один из круассанов и взялся мазать его маслом изнутри.

— Иди, остынет!

— Уж иду, — Сюзет спустилась по лестнице со второго этажа, завернутая в шелковый халат, шлепая по босым пяткам красными бархатными тапочками. — Ты уже ездил куда-то?

— Да, скатался к Сингеру, отвез ему его деньги.

— В Александрию едем?

— Обязательно. Ты не передумала?

— Нет, конечно.

— Тогда сегодня пошлю телеграмму в гостиницу, зарезервирую номер. Или заеду в агентство. Свадьба у нас когда?