— В Боровине.

Произнося это имя, следователь опасался, что оно снова произведет оглушительный эффект, как тогда, на квартире у Дани. Но парень и глазом не моргнул. Он продолжал смотреть на Голубкина странным, остановившимся взглядом.

— Вам уже это говорили, но вы могли и не запомнить. Боровина убили. Это ваш сосед по тамбуру.

— Я все запомнил, — отчетливо произнес Даня.

— Хорошо. Тогда вы сказали, что ничего не слышали и не видели. Сейчас подтверждаете? Или можете что-то вспомнить?

— Ничего.

— Вы сказали, что общались с ним, брали у него уроки итальянского языка. Как часто?

— Три раза в неделю, — тут же ответил парень. — Вторник, среда и четверг. Мы занимались по часу.

— Значит, три раза в неделю вы его видели и общались с ним?

— Не только я, — уточнил тот. — У него было много учеников. Так много, что нам приходилось заниматься в очень позднее время.

— А именно?

— С одиннадцати до двенадцати. По вечерам.

— Да, поздновато. Хотя, конечно, времени на дорогу вам тратить не приходилось.

— Не больше минуты, — вдруг улыбнулся Даня, и эта улыбка уже не была неприятной. Он как будто вспомнил что-то хорошее. Казалось, даже тени под глазами стали меньше. — В сущности, для меня это было очень удобно. Я — «сова» и к ночи лучше соображаю. Вообще, предпочитаю жить по ночам.

«Прямо как граф Дракула! — усмехнулся про себя следователь. — А все-таки с ним что-то не так. То ли он что-то врет, то ли играет со мною… Уличить не могу, но чувствую!»

— Алексей Михайлович… — в какой-то прострации проговорил парень, прикрывая затуманенные глаза. — Убит. Невозможно поверить. Как?

— Вы спрашиваете, как его убили? — Следователь еще раз оглянулся. Пациенты дремали, завернувшись в одеяла. Их никто не слушал. — Ударом в голову. Пробили висок.

— Боже… — только и сказал Даня, судорожно сжимая пальцы. Рука дрожала и плохо слушалась.

— Вы часто его видели. — Голубкин старался говорить мягко и доверительно, хотя никакого доверия он к этому субъекту не испытывал. И сам не мог понять, почему. — Скажите — у него были враги? Недоброжелатели?

Даня смотрел на него помутневшим взглядом и молчал.

— Вы были соседями, он был вашим учителем. Неужели он ничего о себе не рассказывал?

— Ничего, — с трудом выговорил Даня. — Алексей Михайлович был очень сдержанный человек.

— У него были долги?

Тут Даня попробовал улыбнуться, и улыбка снова вышла настолько нехорошей, что следователя передернуло.

— Долги? У него? Да Бог с вами! Он зарабатывал намного больше, чем мог прожить.

— Ну а враги? Завистники?

Последнее слово вырвалось случайно. Голубкин припомнил странные сцены в институте, где преподавал Боровин, и сказал это прежде, чем успел обдумать. Даня рывком сел на постели. Его силы как будто разом восстановились. Расширенные глаза заблестели — угрюмо и лихорадочно.

— Завистники? — переспросил он, перекашивая рот на сторону. — Конечно, были! Из его института!

— Так-так! — Следователь сделал знак говорить потише, и Даня понял. Он продолжал шепотом:

— Были, да еще какие! Они со свету его сживали!

— Сотрудники?

— Коллеги, — с издевкой поправил его парень. — Кому хочется видеть, что кто-то лучше? Умнее? Состоятельней?