Следующий прибывший, которому Лотар помог выбраться из грузовика, застал Сантен врасплох. Это была монахиня в капюшоне из ордена бенедиктинок.

— Я велела привезти кормилицу, а не монашку, — злясь, пробормотала Сантен.

А потом в глубине грузовика разглядела двух девушек из племени нама. Золотисто-коричневая кожа, смазливые глупенькие лица, у каждой на коленях младенец, прижатый к грудям, налитым молоком, резко выпиравшим под платьицами из набивного ситца. Обе девицы были похожи друг на друга, как родные сестры.

«Мокрые кормилицы». Сейчас, когда эти смуглые незнакомки, принадлежавшие другой расе, находились здесь, чтобы очень скоро давать грудь и ее ребенку, Сантен впервые за все последнее время ощутила острый приступ сожаления по поводу того, что должна была совершить.

Лотар вошел к ней в палатку с видом сдержанным и отстраненным, протянув пакет с письмами прежде, чем представить ей монахиню.

— Это сестра Амелиана из госпиталя Святой Анны.

Сестра Амелиана — моя кузина по материнской линии. Она также профессиональная акушерка, но говорит только по-немецки. Мы можем положиться на нее целиком и полностью.

С лицом бледным и худым, сестра Амелиана живо напомнила Сантен отцветшую розу. И пахла она высушенными розовыми лепестками из гербария, но глаза были колючими, холодными и смотрели на Сантен с явным неодобрением. Наклонившись к Лотару, она что-то сказала ему по-немецки.

— Она хочет осмотреть тебя, — перевел Лотар. — Я вернусь чуть позже, чтобы обсудить вопросы, касающиеся работы в компании.

— Я ей не нравлюсь. — Сантен бросила на сестру Амелиану такой же враждебный, холодный взгляд. Лотар, мгновение поколебавшись, вымолвил:

— Она не одобряет нашу сделку. Вся жизнь сестры Амелианы была посвящена тому, чтобы принимать и выхаживать новорожденных. Ей непонятно, как ты можешь бросить собственного младенца. Не понимаю и я.

— Скажи ей, что она мне тоже не нравится, но прибыла сюда для выполнения своих обязанностей, а не для того, чтобы присваивать себе право судить меня.

— Но Сантен… — попробовал протестовать Лотар.

— Скажи ей, — настоятельно потребовала Сантен, и двое гостей какое-то время быстро говорили по-немецки, потом Лотар снова обратился к Сантен.

— Она говорит, что вы понимаете друг друга. Это хорошо. Она действительно прибыла сюда только для того, чтобы забрать ребенка. Что же касается осуждения, то судить нас может только наш Отец Небесный.

— Тогда вели ей меня осмотреть.

После того, как сестра Амелиана закончила осмотр и ушла, Сантен стала читать переданные ей письма. Одно было от Гарри Кортни с массой новостей о Тейнисграале, а в конце письма под своей подписью он сделал чернильный отпечаток пальчика Шаса с пометкой: «Это подпись Майкла Кортни».

Пространное послание Анны на целой кипе листов, исписанных крупными, корявыми буквами, которые тем не менее было трудно расшифровать, заставило сердце, как всегда, сжаться от радости. От одного вида знакомых каракуль на душе потеплело.

Сантен вскрыла печать на письме от Абрахама Абрахамса.

«Моя дорогая миссис Кортни,

ваше письмо, как и знания доктора Твентимен-Джонса, привели меня в состояние, близкое к шоку от изумления и невероятности происходящего. Не могу выразить словами мое восхищение достигнутым вами, как и радость, испытываемую мною относительно вашего огромного владения. Однако не стану докучать своими поздравлениями и перехожу сразу к делу.