– Что случилось? Ничего. Так, один постыдный эпизод.

– Это не важно, сэр. Главное, чтобы вы поправлялись.

– Они вырезают из меня куски. Но не те, что надо. Из мозга вырезают. Они… Они портят мне память. А потом я потеряю работу. Да, вероятно, так. Не позволяй им, Маркус. Не… Не уходи. Спасибо, что пришел.

Маркус чувствовал, что лишь пыльная посмертная маска не дает ему разрыдаться.

– Я не уйду. Я обещаю вам, что не уйду.

Симмонс проговорил:

– Дай я шепотом.

Маркус приблизил глиняное лицо к губам Симмонса.

– Мне страшно, – с трудом прошептал тот. – Но это не важно, не важно, что со мной. Ты… Ты настоящий. Настоящее чудо. Не дай им насовать в тебя проводков. Не поддавайся. Не подпускай их к мозгу. Ты нужен Богу.

– Или еще чему-то.

– Богу или еще чему-то, – с мучительной улыбкой повторил Симмонс. – Или мне. Ты ведь не уйдешь.

– Не уйду.

И он не уходил, довольно долго не уходил, хотя Симмонс вел сложную битву с непобедимым врагом. Учитель и ученик плакали, была минута – оба кричали. Когда Лукас прикасался к нему, Маркус от жалости и тоски вцеплялся в койку. Лукасу что-то кололи. Наконец они победили его тело, и Лукас впал в бесчувствие. Под конец своего бдения Маркус сидел над храпящим куском мяса.

Как ни странно, пока в больнице не знали, кто такой Маркус и откуда он взялся, ему разрешали сидеть с Лукасом. Время от времени кто-то приходил, задавал вопросы, но Маркус на все отвечал вежливой улыбкой на пыльном призрачном лице.

Наконец Дэниел, начиная отчаиваться, позвонил в больницу в третий раз, и начальство очнулось. Маркус поднял усталую голову от стакана с водой (от еды он по-прежнему отказывался) и увидел родителей. Уинифред отвела глаза от тела, лежавшего на койке, а Билл сказал:

– Ну вот. Теперь все в порядке, ты вернешься домой, и вся эта чушь кончится, как будто ее и не было.

Маркус закричал. Он сперва удивился, что может производить столько звука, а потом – что никак не может перестать. Потом обнаружил вокруг себя некую звуковую оболочку. Его отец что-то говорил с серьезным лицом, но голоса слышно не было. Какой-то старик велел Маркусу заткнуться, но тот решил, что обругали Билла, и засмеялся сквозь крик. Вызвали врача. Вызвали крепкого медбрата. Маркус кричал, плакал и получил укол. Билл и Уинифред поговорили с врачами, и было решено, что Маркусу лучше остаться в больнице на ночь. Тут его понаблюдают, и он не испугается, если придет в себя. Потом можно будет всем вместе обсудить дальнейший курс действий. Уинифред позвонила Фредерике, сказала, что Маркус нашелся, но он в больнице и они тут с ним, ночевать не приедут. Фредерика же не боится ночевать одна? Нужно просто запереть хорошенько двери и сказать Дэниелу, который, кстати, Маркуса и нашел, что она и одна справится. Фредерика отвечала, что справится вполне.

Фредерика отменила поиски. Александра найти не составило труда, что до сих пор поражало ее. Так долго она была в него влюблена, а видела – с огромным прыжком сердца – раз в две-три недели, а то и реже. Теперь, влюбленный во Фредерику, он никогда не забывал сказать ей, где будет или где можно оставить для него записочку. Это желание всегда быть в ее распоряжении для Фредерики было синонимом огромной, пугающей власти.