И он на память процитировал:
— «Вы предложили нам дружбу и сотрудничество во всех аспектах цивилизации. Это предложение беспрецедентно в человеческой истории, как и беспрецедентен наш ответ на ваше предложение. Мы отвечаем вам отказом по всем пунктам предложенного вами договора, мы отказываемся выдвинуть какой бы то ни было контрдоговор, мы категорически настаиваем на прекращении каких бы то ни было контактов между нашими цивилизациями и между их отдельными представителями…» Похоже?
— Чего же дальше не продолжаете? — спросил Писатель. — Вот это: «Что же касается нашего закоренелого мистицизма, нашей застарелой надежды на добрых богов, добрых царей и добрых героев, надежды на вмешательство авторитетной личности, которая грядёт и снимет с нас все заботы и всю ответственность…»
— Да потому, что считаю это полной ерундой, — отмахнулся Фёст. — Авторы писали это в совершенно другое время и других условиях. С тех пор прошло почти полвека. Обстоятельства изменились кардинально. Если мы пойдём на союз с Империей, откроем границы — шок может случиться только у определённой страты — от сильно больших олигархов до нескольких миллионов «офисного планктона», тяжелее компьютерной мышки никогда ничего в руках не державших. Но это преодолимо. Лесоповал — великолепное средство против избыточного самоуважения. Как свидетельствуют многочисленные мемуары — у очень многих убеждённых коммунистов, «бойцов ленинской гвардии» мозги после «норильской десятки» гораздо реалистичнее начинали работать.
— Ну, это вы опять в крайности бросаетесь, — усмехнулся Писатель, снова взяв с фуршетного стола очередную рюмку и предложив остальным последовать его примеру. — Что вы по натуре экстремист, сразу и издалека видно. Только не вкладывайте в мои слова нынешнего негативно-юридического смысла. «Экстремум» — всего лишь крайность, и не более того. Это же я отношу к вашим инвективам насчёт лесоповала и тому подобного. Давайте лучше о другом.
О футуро- или каком-либо другом шоке. С вами такового ведь не произошло? Я, может быть, не совсем корректный пример приведу, но человек боится только неведомого. Как только оно перестаёт быть таковым, он успокаивается. Большинство наших сограждан панически боится «тюрьмы и сумы». Когда же такое случается — человек очень быстро восстанавливает душевное равновесие и начинает обживаться в предложенных обстоятельствах. Будете спорить?
— Ни в коем разе. — Фёст поднял руки ладонями вперёд. — Я ведь сам это же самое хотел сказать, только другими словами. И вам, пожалуй, если мы всё же придём к соглашению, предстоит нелёгкая задача убедить нашего Президента, что всё действительное — разумно.
— Это, скорее, по моей части, — выпив свою рюмку, сказал Философ.
— Да необязательно, — ответил Фёст.
И его тут же поддержал Секонд.
— Не сочтите за неуважение, — обратился он ко всем сразу, — но сегодня я убедился в том, что ваш Президент — довольно тяжёлый в общении человек. Несмотря на его старание произвести противоположное впечатление.
Друзья Президента почти одновременно отметили, что тембр голоса и манера выражаться у